– События развиваются, – отвечает командир. – Президента перевезли в безопасное место. Кабельные каналы сообщают, что Россия запустила ракеты.
– Почему? – восклицает она, словно это имеет какое-то значение.
Он беспомощно пожимает плечами и сначала ничего не отвечает.
– Россия или Китай, или вместе, подняли в воздух истребители, чтобы развернуть наши бомбардировщики, прежде чем они долетят до Кореи. Подводная лодка, базирующаяся на юге Тихоокеанского бассейна, ответила ударом по российскому авианосцу. И пошло, и пошло…
– И? – спрашивает Кейт.
– Никакого Фарго.
– А куда? – Похоже, Кейт не в состоянии произнести больше одного слова зараз. У нее в груди возникает давящее ощущение, ей не хватает воздуха.
– Где-нибудь на севере должно найтись место, где мы сможем приземлиться, подальше от… от того, что надвигается там, позади нас. Должно же быть место, откуда не исходит никакой угрозы. Может быть, Нунавут[66]
? В прошлом году один семьсот семьдесят седьмой сел в Икалуите[67]. Посадочная полоса там, на краю света, короткая, маленькая, но технически это возможно, и топлива нам должно хватить.– Очень глупо было с моей стороны не прихватить зимнее пальто, – говорит Кейт.
– Должно быть, вы новичок на дальних рейсах, – отвечает он. – Никогда не знаешь, куда тебя занесет, так что всегда нужно иметь в чемодане купальный костюм и варежки.
Она
Кейт никогда больше не встретится с матерью, которая живет в Пенсилтаки[68]
, но это не большая потеря. Ее мать испечется вместе с отчимом Кейт, который когда-то, когда ей было четырнадцать лет, положил руку на застежку ее «вранглеров». Когда Кейт рассказала об этом матери, та ответила: сама, мол, виновата, одеваешься, как шлюха.Никогда не увидит Кейт и своего единоутробного брата, и вот
Они пролетают над самой северной оконечностью Северной Дакоты, скользя так же, как она когда-то скользила сквозь теплые, как в ванне, воды у берега Фай-Фай-бич и прозрачные ярко-зеленые воды Тихого океана. Какое же это было дивное ощущение – словно в невесомости пари́ть в толще верхнего слоя воды, зная, что под тобой необъятный мир океана. Освободиться от гравитации, думает она, значит ощутить то, что, должно быть, ощущает чистый дух, – избавиться от плоти как таковой.
Их вызывает Миннеаполис.
– Дельта два-три-шесть, вы уклонились от курса. Вы скоро выйдете за пределы нашего воздушного пространства, куда вы направляетесь?
– Миннеаполис, – отвечает Уотерс, – наш курс ноль шесть ноль, просим разрешения перенаправить борт в аэропорт Янки-Фокстрот-Браво, Икалуит.
– Дельта два-три-шесть, почему вы не можете приземлиться в Фарго?
Уотерс долго сидит, склонившись к приборной доске. Капля пота падает на нее. Кейт видит, что его взгляд устремлен на фотографию жены.
– Миннеаполис, Фарго – в ряду первых мест нанесения удара, – говорит он наконец. – На севере у нас больше шансов спастись. У меня на борту двести сорок семь душ.
Треск в рации. Миннеаполис размышляет.
Невероятной яркости, почти ослепляющая вспышка в небе – словно импульсная лампа размером с солнце взорвалась где-то позади самолета. Кейт отворачивается от обзорной части фюзеляжа и закрывает глаза. Где-то в недрах самолета раздается глухое дребезжание, которое они скорее ощущают, чем слышат, – словно содрогается существо, заключенное в его оболочку. Когда Кейт снова открывает глаза, перед ними плавают размытые зеленые послесвечения. И это тоже похоже на подводное плавание у Фай-Фай: там ты окружен неоновыми водорослями и извивающимися флуоресцирующими медузами.
Кейт наклоняется вперед и вытягивает шею. Что-то просвечивает сквозь облачное одеяло, вероятно, в сотне миль позади самолета. И сами облака начинают деформироваться, пухнут, вздымаются.