Летать не поздно никогда

Ар в порыве обнял друга, и тот кричал и плакал, уткнувшись лицом в куртку. Ар плакал вместе с ним. Он думал, что именно он втянул своего друга в эту историю, которая, по-видимому, скоро должна была подойти к концу. Для Гиры совсем скоро, для него немногим позже. Для его сына… тоже. Ему было ужасно жаль их и себя, а одного человека, наслаждавшегося его молодым телом прямо сейчас, он лютой ненавистью ненавидел. Он рыдал вместе с умирающим на его руках другом, рыдал от безысходности, и им обоим было совершенно все равно, как это выглядело.

Наконец, слезы закончились.

Гира, всхлипывая, как это бывает только в детстве, возобновил разговор:

– Прости, что сорвался. Это было невыносимо терпеть. Мне теперь легче, – его голос практически сошел теперь на шепот.

– Тебе не за что извиняться. Нам обоим это было нужно. Потому что…

– Есть еще кое-что, – Гира прервал Аарона на полуслове, – мы должны это обсудить, перед тем как я… Ну, уйду.

– Господи, ты никуда не уйдешь, – начал фразу Ар, но Гира прервал его жестом здоровой руки.

– Послушай, я не знаю как, но человек это чувствует. Я умираю. И мне нужно, очень нужно кое-что обсудить, так что не корми меня… – он закашлялся, выплюнув сгусток крови, – не корми меня этими байками.

– Хорошо, не буду. Что ты хочешь? Говори.

– Я скажу, ты только не перебивай меня. Дай договорить до конца. А потом ты мне скажешь, что ты думаешь. Окей?

Аарон кивнул, и Гира начал. Видно было, что говорить ему все тяжелее.

– Я, ты знаешь, с юности очень боюсь смерти. Сказать «очень» это ничего не сказать, старик. Я думаю о ней каждый день. Представляешь, каждый день я думаю о ней, и страшусь ее. Это такое сильное чувство… – он снова кашлянул кровью, – такое сильное, что передать не могу. Понимаешь, я не могу себе представить, что моя вселенная прекратит свое существование, – он помолчал, обдумывая следующую фразу. – И я думаю о боге. Нет, не о том боге, которого рисует религия. Нет. Я думаю о настоящем боге, который все это замутил, Ар, – он опять сделал паузу и продолжил: – Знаешь, ну не могло оно, – кашель и еще один сгусток крови, – не могло появиться просто так, без ЗАМЫСЛА.

Гира выдержал долгую паузу, как будто ждал, что сказанное слово должно впитаться в мозг Аарона. Но в этом не было нужды. Ар и сам много об этом думал, и сейчас тоже молчал. Гира ведь попросил.

– Ты любишь картины?

Ар удивился этому вопросу. Не думал, что его друг вообще интересовался живописью, не то что любил ее. Не ответил, потому что считал, что его друг не ждал ответа. Он оказался прав. Гира продолжил:

– Ты видел «Портрет девочки» Ренуара? Наверное, не видел, раз молчишь. Это моя любимая картина, – он снова замолчал, наверное, вспоминая ее, а Ар удивлялся все больше. – В центре этой картины глаза. Они невероятные! Я не представляю, как он мог написать их такими живыми.

Следующая пауза затянулась надолго. Аарон даже подумал, что Гира потерял сознание, но, откашлявшись, Гира продолжил:

– Какой глупостью было бы предположить, что картина эта вышла случайно. Просто, понимаешь, летели краски, упали на полотно – и получилось ЭТО. Глупость! Но почему же так много людей склоняются к версии случайного происхождения жизни. Это херня какая-то! – Гира был бы не Гирой, если бы даже в самую, возможно, серьезную речь своей жизни не вставил бы словечко. – Так ведь мы эту красоту наблюдаем повсюду. Вся жизнь красива, изящна и практична.

Снова пауза и снова кашель. Кровь из Гиры стала выходить чаще. Шепот превратился в хрип, но он говорил все с большим жаром. Чувствовалось, что для него очень важно выговориться.

– Мне нравятся эти эксперименты со смешиванием аминокислот. Ну, ты знаешь. – Ар понятия не имел, о чем он, но промолчал. – Ну, когда берут аминокислоты, суют в бульон из всяких веществ, добавляют температуры и даже электрический разряд – и бах: получают жизнь. Они там уже дошли до того, что живую клетку намешали. Ну и что? Они теперь считают это доказательством случайности возникновения жизни, я же, наоборот, считаю это доказательством НЕСЛУЧАЙНОСТИ.

Насыпь на дно ящика много цветных камушков, тряси ты их сколько угодно, но через миллион лет не получишь картину Ренуара.

– Ну а если некоторые камушки будут задерживаться на нужном месте таким себе клеем? – впервые вставил слово Аарон.

– Ты про естественный отбор небось? – Что то внутри у Гиры, видимо, неимоверно заболело. Он повалился на бок, согнулся и начал сдавленно стонать, словно тянул что-то неподъемное. Ар ничего не мог поделать. Он инстинктивно взял Гиру за руку, и тот стал с силой ее сжимать. Может, хоть это помогало ему перенести боль. Казалось, это будет длиться бесконечно. Но приступ спустя несколько минут прошел.

– Гира, может, отложим разговор до утра? Тебе нужно отдохнуть, – спросил Ар.

– Да не будет у меня утра! Не понимаешь ты что ли! – закричал на него Гира и тут же скрючился от нового приступа. Сейчас боль прошла быстрее.