Летчик Михеев

В воздухе он быстро вспомнил навыки, полученные в учебе. Полет проходил нормально. Вот и село Всехсвятское, расположенное по соседству с аэродромом. Набрав высоту, Михеев, повернул к аэродрому. Но над лесом мотор стал давать перебои. Вот здесь-то Михеев растерялся и уже собрался было спуститься в лесу, как вдруг мотор снова хорошо заработал. Его могучий рев невольно внушал уверенность.

Сколько радости и гордости испытал Михеев в эту минуту! Его детская мечта осуществилась: он летит над тем же самым аэродромом, над которым летали и Россинский, и Уточкин, и Габер-Влынский — старые авиаторы, герои его детских лет. Он вспомнил, как бегал сюда по вечерам после тяжелого трудового дня, как, забыв об ужине, стоял и наблюдал за самолетами.

Оглянувшись, он увидел "болвана". "Болван" злорадно улыбался чему-то… И вспомнились снова зуботычины царской казармы, окопы, слово "сволочь", произнесенное когда-то офицером с такими же погонами, как у "болвана". Как это было давно!

Вдруг мотор снова сдал. Михеев грубо и неловко повернул к аэродрому, и чуть было не соскользнул на крыло. С большим трудом он дотянул до окраины аэродрома, кое-как спустился и стал осматривать мотор. Завязав изолировочной лентой протекавшую трубку бензинопровода, он снова запустил мотор. Но в этот момент заметил, что к нему бегут Поляков и другие товарищи.

"Мне не позволят больше летать!" подумал он с испугом, дал скорей газ и взлетел над их головами, заметив, что Иван Климентьевич показал кулак. Потом выяснилось, что они просто хотели помочь Михееву, и он напрасно испугался.

Во время второго полета мотор работал великолепно. Михеев уверенно и спокойно летел над аэродромом.

Поляков встретил его молча. Михеев принял это за плохое предзнаменование. Но неожиданно Поляков подошел к нему, обнял и сказал прерывающимся от волнения голосом:

— Поздравляю с первым самостоятельным полетом. Молодец, хорошим летчиком будешь!

Немного помолчав, он перешел к разбору полета и указал на ошибки, допущенные Михеевым.

Друзья Михеева бурно поздравляли его с первым самостоятельным полетом и долго качали.

Больше скрывать было: нечего. К вечеру о полете Михеева знала уже вся школа и ее начальник товарищ Левин. Он вызвал Михеева, долго расспрашивал его, дал выговор за то, что Михеев не поделился с ним своим планом, и в заключение разрешил продолжать учебные полеты, но только рано утром — до начала общих полетов.

Михеев без единой поломки прошел на своем "моране" всю летную учебу и стал летчиком.

В ТЕ ДНИ…

После первого успеха Михеев вновь с головой ушел в работу. Он детально ознакомился со всеми машинами, имевшимися на аэродроме, а потом начал летать на них. В нем проснулось желание стать военным летчиком, и он успешно овладел самым трудным для молодого летчика самолетом — истребителем "ныопором".

Для того чтобы быть летчиком-истребителем, надо уметь вести бой в воздухе с самолетом противника, а для этого надо знать фигурные полеты. Летчик-истребитель должен обладать исключительно высокой техникой полета. Все это и привлекало Михеева.

Молодые летчики московской школы при всякой погоде вылетали на тренировку. То замыкая петлю за петлей, то переворачиваясь через крыло, то ввинчиваясь с огромной скоростью в воздух, летали они. Бурно приливала к голове кровь, темнело в глазах, дрожали уставшие мускулы — от систематического недоедания почти все страдали малокровием.

Но не только в этом заключались трудности летной службы того героического времени. Летчикам приходилось летать на устарелых, миллион раз чиненных самолетах, которые они добродушно-презрительно называли "гробами". Обойдет бывало летчик свою машину, посмотрит на нее с недовернем и скажет товарищам:

— Ничего себе гробик… Правда, гудит в полете, что твой орган, и довольно заносчив, но в общем не хуже других…

Однажды в теплый зимний день, закончив полеты, Михеев стоял у ангара, наблюдая за репетицией воздушного боя. В прозрачном мартовском воздухе весело кружились два самолета. Михеев видел, как один из них, окончив бой, удалился в сторону, а летчик другой машины стал тренироваться в приемах высшего пилотажа. Одну за другой начертил он несколько петель и снова, набрав высоту, поставил свой самолет боком, совершая переворот через крыло. В этот момент правое крыло самолета внезапно отделилось, и, как показалось с земли, взмыло куда-то вверх. Самолет понесся вниз. Через несколько секунд до слуха Михеева донесся отзвук тяжелого удара.

Он вскочил в автомобиль и вместе с товарищами домчался к Москве. У поворота к Боткинской больнице они увидели людей, бегущих к месту катастрофы. В двух метрах от каменного больничного корпуса в огромном снежном сугробе торчали обломки самолета, запутавшиеся в толстых электрических проводах. Летчика среди них уже не было.

В приемной больницы Михеева встретил врач. Оказалось, что летчик уже лежал на операционном столе; его оперировал профессор Розанов.

— Ваш товарищ будет жив, — заверил Михеева врач.

— Он упал с полутора тысячи метров и остался жив? — удивился Михеев.

— У него сломана нога и два ребра.