Летчики

Мочалов встал и, окинув взглядом тесно заполненный летчиками кабинет командира полка, вдруг почувствовал, что волнуется. Серые глаза его быстро пробежали по воротникам комбинезонов, по затылкам офицеров, сидевших к нему спиной, встретили расширившиеся от удивления глаза Спицына, увидели, как у Земцова, не ожидавшего, что он, Мочалов, прервет генерала и попросит разрешения говорить, настороженно поднялись брови. Все оборачивались на голос Сергея Степановича: и Скоробогатов, и Карпов, и смуглый комэск Арамашвили, и крепыш капитан Андронников. «Сказать», — подумал Мочалов, и у него засосало под ложечкой. Два противоречивых чувства, исключающих одно другое, продолжали бороться в нем. Суровый командирский долг обязывал говорить. Ошибка капитана Ефимкова была серьезной. Когда летчик, вылетев на перехват «противника», не сумел его обнаружить, командир должен считать это чрезвычайным происшествием.

«Долго будут говорить об этом случае и ругать всю эскадрилью на каждом служебном совещании, при каждом подведении итогов боевой подготовки, — думал Сергей Степанович, — а все из-за него. Если не сказать, он и в будущем повторит такое».

Но другой, не менее решительный голос наперекор всему говорил: «Послушай, долг командира долгом, но ведь это твой лучший друг. Если ты промолчишь, все останется на месте. Упрекнут Ефимкова — и только. Настоящей причины, по которой он завалился, никто не назовет». — «Ее нужно назвать», — требовало первое чувство. «Нет, не могу», — оборвал Сергей Степанович самого себя, чувствуя, что пауза уже и так затянулась до предела и больше молчать нельзя.

— Разрешите мне ответить за капитана Ефимкова, — глухо, с нарастающим волнением продолжал майор. — Мне очень трудно говорить. Капитан Ефимков мой старый друг. Большой друг. Но и молчать я не могу. Я командир эскадрильи, и мой долг говорить о подчиненных правду, какой бы суровой она ни была. Неудача Ефимкова не случайна. Тому, кто его знает ближе, не надо быть большим психологом, чтобы правильно понять причину. — Мочалов повернул голову и посмотрел на Кузьму. — Капитан Ефимков, — каким-то чужим, неповинующимся голосом продолжал Сергей, — вы вышли над поворотным пунктом из облачности, чтобы сверить карту с местностью, убедиться, не сбились ли с маршрута. Верно?

— Верно, — глухо уронил капитан.

— А теперь отвечу на другой вопрос, — голос Мочалова в наступившей тишине зазвучал сурово. — Объясню, почему, имея перед собой новейшие приборы, позволяющие безошибочно пилотировать в облаках, вы все-таки им не поверили. Потому что вы изучили их механически. Вы знаете, когда и как движутся стрелки, а каким они законам повинуются, как обосновать действие прибора, этого не знаете. Новая техника обогнала вас, капитан Ефимков. И обогнала потому, что вы не работаете над собой, не стараетесь повышать летную культуру, общую культуру. Стыдно сказать, вы же в год не больше пяти книг прочитываете. Да так недолго и Митрофанушкой стать, который отказывался учить географию потому, что были извозчики…

Послышался чей-то смешок. Зернов положил на стол указку и холодно произнес:

— Мне все ясно, майор Мочалов, прошу садиться и продолжим разбор.

Он говорил еще несколько минут, оценивая действия связистов и локаторщиков, затем объявил, что все могут быть свободными.

— Майору Мочалову остаться, — прибавил генерал.

Офицеры вышли из комнаты. Сергей видел, как, ссутуля широкую спину, мимо него медленно, ни на кого не глядя, прошел Кузьма Петрович. Мочалов, передвигая на пути стулья и табуретки, шагнул к столу, остановился перед Зерновым в выжидательной позе. Зернов снял очки и, платком протирая стекла, смотрел на командира эскадрильи. Глубокие складки бороздили лоб генерала. Вот он медленно сложил очки в футляр.

— В воздухе сегодня действительно хорошо, товарищ майор, — сказал генерал, — а вот на земле допустили ошибку.

— Какую, товарищ генерал? — насторожился Сергей.

— Слишком вы резко на Ефимкова обрушились. — Зернов смотрел на командира эскадрильи, что-то взвешивая в уме. — Как вы думаете, а?

Мочалов порывисто тряхнул головой и вспыхнул. — Товарищ генерал, его теоретическая отсталость может стать помехой для всей эскадрильи.

— Так-то оно так, — произнес Зернов в раздумье, словно не зная, к какому выводу прийти. — Вы были бы, бесспорно, правы, если бы подобным образом обрушились на него при мне или вот при Земцове, — кивнул он на командира части. — Но так честить Ефимкова в присутствии его подчиненных не стоило. Правду тоже надо говорить умело: смело, но дружески, так, чтобы при этом не страдал авторитет командира. Представьте, майор Мочалов, что завтра вдруг капитану придется повести подчиненных в бой против врага, нарушившего наши государственные границы. Они будут лететь и думать: «Ну и командир группы у нас, настоящий Митрофанушка». Нет, товарищ майор. Развенчать капитана Ефимкова и поставить на правильный путь, безусловно, надо, да не так.

Генерал помолчал, словно давая возможность Мочалову лучше усвоить то, о чем он говорил.