Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи

И все же нервический озноб не проходил. Я продолжал казнить себя за то, что не способен быть истинным командиром экипажа, и всему моему опыту грош цена. Лишь на третий час этих мук узнал, что инженер тоже связался с аэродромом, что он жив здоров и не мог позвонить раньше - поблизости не было телефона...".

Мы уже говорили, что об Анохине сложено немало мифов. Этот -еще один. Вариантов этого мифа - о совершенно уникальном случае -так же много, как легенд о гибели Гагарина, о флаттере на "Рот-фронте" и т.д. Когда человека любят, легче идут на то, чтобы приукрасить его, усложнить трудности, с которыми ему довелось бороться, победить их или погибнуть.

Тональность искажений в каком-то смысле определяет меру своеобразного уважения к человеку. Хотя очевидно, что высшее уважение к нему - в истинном, непридуманном рассказе. Впрочем, истинная картина редко складывается из свидетельств одного человека...

Все, кто хорошо знал Сергея Николаевича уверены, что он не мог выдумывать того, что с ним происходило. Но интерпретаторы искажали его рассказы порой до неузнаваемости. Так, думается, случилось и с тем, как та же история описана в его "Записках профессионала". Чувствуется рука помощника - писателя сродни доброжелательному и впечатлительному Меркулову...

«... На щите вспыхнула и погасла какая-то лампочка. По спине пробежал холодок. А лампочка уже моргала непрерывно: в одном из двигателей начался пожар. Тотчас приведенные в действие огнегасящие средства не дали результата.

... Пожар разрастался с поразительной быстротой. Языки уже покрыли всю правую плоскость. Почти инстинктивно я отдал штурвал от себя, надеясь в смертельном пикировании сбить пламя. Попытка не увенчалась успехом. Огонь стал проникать в кабину, под ногами уже был самый настоящий костер. Теперь оставался последний выход -покидать самолет.

- Вы меня слышите? - спросил я у инженера и, не дожидаясь ответа, скомандовал: - Немедленно катапультируйтесь.

Время шло. Благополучно покинул машину второй пилот. А мне еще надо было в последний раз осмотреть кабину. Надо было понять, откуда проникает в нее пламя, что в это мгновение "рассказывают" приборы. Огонь стал хватать за сапоги. Пора. Резко дергаю рычаг катапульты. Сжимаюсь в ожидании выброса. Катапульта не срабатывает. (Такой случай может быть один из миллиона). Рву рычаг еще раз. Никакого эффекта.

Надо мной фонарь, открывающийся автоматически в момент, когда срабатывает катапульта. Теперь открыть фонарь было невозможно. Правда, можно попытаться пролезть в правое кресло и проткнуть себя в открытый люк над местом второго пилота. Так я и поступил.

Высота уже была совсем небольшой. Пылающий самолет выплясывал в воздухе совершенно невероятные фигуры. Я выбрался на фюзеляж. Справа и слева бушевало пламя. Прыгать было попросту некуда. Я ухватился за антенну и пошел по фюзеляжу - хвост

пока не горел. Идти было неудобно: теперь машина неслась вертикально вниз, а я пытался шагать прямо в небе, будто цирковой эквилибрист на порше. Сделал четыре шага. И... антенна оборвалась. Еще мгновение и стабилизатор пополам перерубит меня. Сгруппировался, сложился, словно перочинный нож. Стабилизатор только чиркнул по подошве сапога. Не открывая парашюта, стремительно падаю вниз - подальше от горящей машины. Наконец, дергаю кольцо. Открывается купол. Правда, до земли совсем близко и при приземлении ломаю ногу.

Потом я долго раздумывал, что позволило совершить прыжок. Спас опыт парашютиста...».

Ног Анохин никогда не ломал, и ясно, что летчика в этом описании меньше, чем писателя.

Не меньше художественный "редактор" Анохина потрудился в другом отрывке из той же книги. Сергей Николаевич ценил, любил летчика-испытателя Владимира Ильюшина. Но сказать такое о его поведении в критической ситуации полета, когда заклинило управление!?

«...Он вспоминает свои споры с конструкторами, здесь они согласились с ним. А вот здесь пришлось уступить - убедили в своей правоте. Он вспоминает всю схему управления от педалей до скреплений элеронов. Он что-то множит и делит в уме. Какова прочность металла на разрыв? Черт возьми, какая же прочность у этого металла?

Теперь из конструкторского зала он переносится в аудиторию воздушной академии, которую когда-то кончал. Пожилой профессор выводит формулу расчета металла на прочность. Ага! Вспомнил. Это делается так. На планшете, что лежит на коленях, он молниеносно считает. Эх, нет логарифмической линейки - карандашом очень долго. Находит искомую величину. Расчеты абсолютно верны.

Значит, дело не в прочности конструкции. В какой-то чепухе. Он нагибается и шарит рукой под педалью. Там, зажатая в распор, обыкновенная отвертка. Видимо, обронил механик, готовивший самолет к вылету. Володя вышибает отвертку. Педаль обретает способность к движению. Через несколько минут летающая "палка" катится по бетонной полосе аэродрома...».