Через некоторое время, по приезде в Москву, чету пригласил председатель Осоавиахима, бывший кавалерист генерал Кобелев. Он был откровенен: "Ваши письма знаю - читал, они у нас все - в кадрах, а копии - в другом месте. Знаю, что поработали там вы хорошо, характеристики на вас замечательные - от двух организаций. Знаю, что турки вас обожали, предлагали многое, но вы приехали домой..." Анохины потом терялись в догадках, кто их продавал: то ли переводчик Искандер-бей, то ли кто иной, но было ясно, что о них в Москве, действительно, знали все. Кобелев обнадежил: "Сейчас у нас заканчивается строительство дома. Недели две вам еще придется помучиться, а затем переедете в двухкомнатную квартиру...". Вскоре молодая семья въехала в отличную квартиру в прекрасном доме на Зубовской площади, о котором Маргарита Карловна вспоминала и годы спустя с особым чувством. После войны, когда Сергей Николаевич стал уже выдающимся летчиком-испытателем, министр авиационной промышленности П. В. Дементьев предложил ему в числе нескольких других крупных специалистов отрасли отличную квартиру в престижном высотном доме на площади Восстания. В этом доме, в большой квартире Маргарита Карловна и ее сын Сергей живут и поныне. Содержать сейчас эту квартиру на скромную пенсию Раценской нелегко. Может быть, потому, а, может, благодаря светлым воспоминаниям молодости, Маргарита Карловна загорается, говоря о старой квартире на Зубовской, и тускнеет, когда говорит о "новой", будущее которой в условиях реформ неясно, как неясно будущее вообще...
Сразу по приезде Сергей Николаевич стал командиром планерного звена (январь 1940 г.), затем - отряда (с апреля 1941 г.) и наконец -эскадрильи (с октября 1941 г.) Центрального аэроклуба (ЦАК). Маргарита Карловна стала тогда же инспектором-летчиком в планерном отделе управления авиации ЦК Осоавиахима и командиром звена ЦАКа. Работали в Тушине, рядом, пока его в сентябре 1941-го не призвали в Красную Армию, в парашютно-десантные войска.
Раценской уже тогда, и особенно в дальнейшей жизни, приходилось нередко слышать о его ЧП в полетах. Прошло совсем немного времени после их приезда и начала работы в ЦАКе, как ей
сообщили вдруг: "Слушай, твой Анохин выпрыгнул из Ш-10 и сидит в реке Сходня. Не беспокойся, с ним все в порядке..." На этот раз,
как выяснилось, во время пилотажа что-то серьезно нарушилось в конструкции планера Б. Н. Шереметьева Ш-10, у него
отвалились элероны, и после покидания машины летчик приземлился на поле аэродрома в Тушине, а планер приводнился прямо в Сходне. Это было одно из первых среди 6 или 7 его покиданий планеров и
самолетов, причем одно из наиболее безобидных по последствиям. Самое первое было связано, как уже говорилось, с испытаниями до разрушения планера "Рот-фронт".
Маргарита Карловна однажды сказала мне: "К своему немалому удивлению, я сама недавно узнала, что еще до покидания в октябре 1934 г. разрушившегося в воздухе планера "Рот-фронт" Анохин в мае месяце того же года, т. е. за полгода до того, вынужденно покинул там же, в Коктебеле, самолет. Я видела документ, где ему объявлялась благодарность за проявленное при этом самообладание и даже говорится о денежной премии. Определенно помню, что речь в нем шла о событиях мая месяца..."
Мне не удалось проверить до конца, насколько приводимая ниже информация достоверна. По моему мнению, она скорее всего ошибочна, хотя взята из солидного труда. В истории Центрального аэроклуба "Центр авиационного спорта", написанной коллективом авторитетных специалистов, говорится о двух выполненных Сергеем Николаевичем малоизвестных испытаниях планеров, окончившихся их покиданием: "...После возвращения из-за рубежа С. Анохин вновь включается в активную работу. Когда на одном из слетов в Крыму было решено проверить планер на прочность, это ответственное задание поручили Анохину. После того, как аппарат в результате специально созданных пилотом аэродинамических перегрузок развалился в воздухе, испытатель выпрыгнул из него и благополучно приземлился с парашютом.