Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

комиссию и доложил об этом Анохину. Он вновь подтвердил: "Вы будьте на месте, мы будем смотреть, как Вас использовать...". После этого Сергей Николаевич через ДОСААФ организовал парашютные прыжки в Серпухове для всей нашей команды (в ней было десять человек). С нами рядом был сам Анохин, внимательно следивший за ходом прыжков.

Когда я прошел комиссию, Сергей Николаевич возглавлял уже другой, более расширенный отдел. Павел Владимирович Цыбин руководил летно-испытательным направлением. В него входил отдел Анохина, который состоял уже не из двух лабораторий, как прежде, а из большего числа. Это был уже 1968 г. И он тогда сказал нам: "Давайте устроим теперь летную подготовку!" С этой целью мы поехали в Коломну, и там, в аэроклубе вылетели на самолете Як-18А (Пацаев, Яздовский, Никитский, Долгополов, Гречко, Волков и кто-то еще). "Теперь, - сказал Сергей Николаевич по завершении полетов, - теперь давайте двигаться по научной подготовке". Тогда была организована специальная программа - уже на фирме. Сергей Николаевич регулярно ходил с нами на занятия физкультурой. У нас в Калининграде (теперь это город Королев) есть спорткомплекс "Вымпел", с бассейном. И там Сергей Николаевич бегал, прыгал с нами, играл в футбол, тренировался на батуте, плавал. Так было до тех пор, пока медицина не сказала ему, что все-таки с одним глазом в космос - не пустят. Королева тогда уже не было, был - Мишин... Для Сергея Николаевича это было, конечно, ударом, но с другой стороны, у него наступала ясность в том, чтобы не раздваиваться: и на руководстве подготовкой других, и на личной подготовке. По-моему, это было в 1968 г. После этого он работал с нами уже только как администратор, но выезжал на все виды нашей подготовки. Я не раз бывал у него дома, на площади Восстания. Когда расформировали его отдел, он стал руководителем сектора. Новой испытательной службой потом руководил Кубасов, а вот сейчас, -продолжал Александр Павлович Александров, - ее возглавляю я. Для меня Анохин, действительно, - человек-птица. Человек

исключительной скромности. Самородок. У него ж не было высшего образования. Тем не менее, он был великолепным психологом, человеком, понимавшим по-своему любую техническую проблему, притом готовым ее решать. Он был чрезвычайно корректным человеком. Среди нас нет таких, и мы, наверное, такими не станем никогда. Я не помню, не слышал от него никогда ни одного скверного слова. Он часто употреблял фразу: "Пес его знает". Мне это очень нравилось, но я эту фразу, при всем моем желании, никак не могу применить - нужно, чтоб это в тебе было столь же органично, как в нем. Если говорить о профессии, то он действительно был нашим наставником, нашим безусловным учителем. Мы всегда держали курс на него по всем своим профессиональным заботам. Всегда думали, прикидывали, как бы он поступил в той или иной ситуации. Я помню, мы выпускали газету, и я как-то пришел к нему и говорю: "Сергей Николаевич, к Вам - три вопроса...". Один из них, наиболее памятный был такой: "Как бы Вы поступили в самой критической ситуации?" О таких его ситуациях и он нам рассказывал, и очень много рассказывали другие. Вы помните эпизод, когда он выпрыгивал в форточку на Ту-16? Он, отвечая на мой вопрос, говорил по этому поводу: "Я сам не знаю, как такое могло быть и почему я вообще выпрыгнул". Тогда он высказал одну очень интересную вещь. Он говорил, что, приказав членам экипажа покинуть самолет, он выбросил одного, другого, третьего... А для себя он тогда повторял: "Главное в этой ситуации -ничего не забыть...". Точнее, тогда он действовал, а мне, отвечая на мой вопрос, говорил: "Главное - не забыть ничего!" Вот это для меня как космонавта потом оказалось очень важным. Ведь впопыхах можно очень много напороть - все не так. А вот он тогда методически изложил, что он понимал под этим, что сначала сделать, что - потом: "заглушить" двигатели, расстегнуть привязные ремни, выйти еще раз на связь, убедиться, что не зацепился ни за что, понять свою ориентацию относительно крыла, воздухозаборников... Он говорил: "Все время надо понимать, что за чем должно идти и не терять рассудка - чтоб ничего не забыть..."

Были у нас, конечно, разговоры о страхе - есть ли он или нет его. И он говорил, что, конечно, страх есть - куда ему деваться ! Но главное - чтоб переступить, пойти и выжить. Он говорил часто: "Не думайте, что я какие-то свои поступки, о которых порой пишут восторженно, совершал во имя чего-то высшего, всевышнего. Мне хотелось выжить! Поэтому я мог разорвать ранец руками. И мог вылезти в форточку...".

Я никогда не видел Сергея Николаевича с Сергеем Павловичем Королевым. Но знаю, что Королев называл Анохина Сережа. Знаю, что он собирался посадить его в корабль "Союз"...».

- Вы знаете, что авиаторы говорили о нем: лев в небе и теленок на земле? - спросил я Александра Павловича Александрова. Он ответил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное