Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

И все же рассказы о том, что Анохин после того, как Гринчик погиб, заметил, будто он в этой ситуации спас бы себя и машину, - не выдумка. Известно, что эту тему обсуждали Анохин с Громовым, и Михаил Михайлович не сомневался в возможностях Анохина. О том же мне говорил Ф. И. Бурцев: "Анохин, и годы спустя после гибели Гринчика, был уверен, что, оказавшись в ситуации Гринчика, сумел бы спасти машину и себя. Объяснение этому он давал простое. Для человека, имевшего большой опыт перевернутых полетов было бы совершенно естественно сделать то, чего не сделал Гринчик, не имевший опыта перевернутых полетов. Гринчик делал проход на малой высоте. Вдруг машина стала медленно накреняться. Когда она перевернулась на спину, нос машины устремился к земле, через мгновенье она врезалась в землю, взорвавшись. Анохин был убежден, что в момент, когда машина перевернулась на спину, он, естественно, отдал бы ручку от себя. Он не сомневался, что точно так же поступил бы не он один, но многие, имевшие опыт перевернутых полетов. Такое суждение он не считал хоть как-то обижавшим Гринчика...".

В том же уверен, в частности, и П. И. Казьмин, сам слышавший подобное высказывание от Анохина. В подтверждение правоты Сергея Николаевича он вспомнил, как выкрутился в схожей ситуации другой очень сильный пилот: «Когда у Федорова Жени-Вани на посадке выпустился один щиток, а второй - нет, его тоже начало крутить. Так он не растерялся, не стал бороться с креном, а "добавил", перекрутил машину вокруг ее продольной оси, успел в этот момент убрать щитки, и спокойно сел! Да, он бесподобно пилотировал! Об этом случае мне рассказывали, сам я не видел... Но я помню, что было такое! Это подтверждает справедливость слов Анохина... Но Гринчик-то не был пилотажником! Он и в аэроклубе как пилотажник особенно-то не блистал. Его отличал на удивление сильный характер. А вот особой тонкости в пилотировании - нет, он не показывал! Мы были в одном аэроклубе, он на год раньше меня закончил его. Анохин, конечно, прав: если самолет оказался на спине, так чего проще - отдай ручку! И дальше крутись, отходя от земли, с набором...»

- То есть Вы не видите в этом никакого бахвальства Анохина?

- Нет! Абсолютно никакого!

Можно заметить некоторое упрощение ситуации. Во-первых, самолет непрерывно вращался, он же не остановился в перевернутом положении на спине. Во-вторых, самолет был уже без элерона, он оторвался...

...Леонид Иванович Тарощин, в ту пору старший летчик-испыта-ель ЛИИ (этот пост летчики занимали тогда по очереди), рассказывал мне, что после длительного лечения комиссия не допустила Анохина к полетам. В конце концов, они слетали сначала на По-2 без каких-либо замечаний со стороны Тарощина. Потом то же подтвердилось на "яке", на спарке - все было нормально. Дали соответствующее заключение медицинской комиссии, и она разрешила Анохину летать в качестве испытателя...

Вновь замечаем, что одно и то же событие нередко видится окружающим по-разному. Первый вылет Анохина после потери глаза, по словам третьего очевидца, Арсения Дмитриевича Миронова, состоялся все же на самолете Ли-2. Он был выполнен им безукоризненно, в присутствии небольшой группы специалистов ЛИИ, с первой взлетно-посадочной полосы...

Есть собственные воспоминания Анохина о его возвращении к испытательной работе: «Готовый к вылету, я сижу на левом сиденье в пилотской кабине самолета Ли-2. Это будет мой первый полет после ранения. И не просто полет. Авиационные врачи, прежде чем допустить меня к работе, поручили специальной комиссии проверить мою технику пилотирования. И вот в кабине самолета собирается целый "консилиум": начальник летной части Даниил Степанович Зосим, его заместитель Алексей Николаевич Гринчик, Виктор Леонидович Расторгуев. Все это опытнейшие летчики-испытатели и мои товарищи по работе. Они навещали меня в госпитале, всячески подбадривали, но... проверка будет без всяких скидок - дело слишком серьезное. И сейчас "комиссия" волнуется больше меня. Я понимаю, что они не уверены в моих силах и заранее огорчаются, зная, как тяжело для летчика потерять любимую профессию.

- Ну что же, Сергей Николаевич, начнем, - говорит начальник летной части. - Задание: взлет, полет по кругу и посадка.

В отличие от своих товарищей, я абсолютно спокоен, совершенно уверен в себе. Так приятно снова ощущать под ладонью штурвал самолета, видеть перед собой серую ленту взлетной полосы, знакомый до мельчайших подробностей свой аэродром. Я чувствую себя так, как будто после долгих скитаний возвратился, наконец, в отчий дом, который мог потерять навсегда.

Я беру штурвал на себя, пробую моторы, отпускаю тормоза и начинаю взлет. Плавно оторвав машину от земли, набираю высоту и делаю круг над аэродромом. Затем иду на посадку. Самый ответственный момент! Выполняю четвертый разворот, планирую -никаких затруднений. Сажусь точно у "Т".

- Отлично, - говорит Даниил Степанович. - Еще взлет и такая же посадка.

Лица членов комиссии теперь светлеют: теперь они тоже верят, что я летаю не хуже, чем раньше».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное