— Стервец ты хороший,— нравоучительно сказала я и обратила свой взор на Брайана.— Любимый! Да поставь ты вазу на место! Ты-то чего боишься? Неужели ты думаешь, что какая-то гномиха набросится на тебя? Она не посмеет! Как-никак ты пока еще Герцог Ведьмы!
— Судя по рассказам Тартальи,— возразил мой муж,— мне еще больше, чем ему, следует опасаться этой фурии.
Внезапно мы все смолкли. И в наступившей тишине были отчетливо слышны звуки шагов. Впечатление было такое, будто кто-то большой и мрачный вышагивал по мраморным плитам коридора в кирзовых сапогах с железными набойками.
— Это она! — прошептал гном.— Это Моргана!
— Зря ты не дала нам поставить к двери комод,— обреченно сказал мой супруг.
— Все обойдется,— заверила я мужчин.— Я поговорю с Морганой. Она поймет.
—Ой ли… — тоскливо прошептал гном.
Шаги остановились у двери. И тут же в дверь постучали. Кулаком в явно железной перчатке.
—Открывайте! — раздался глухой голос, исполненный самой мрачной решимости.— Открывайте, иначе я порублю дверь на мелкие кусочки!
— «Порублю»? — возмутилась тетя.— У нее что, с собой топор?
— Боевой топор ее прадеда. Она с ним не расстается,— быстро пояснил гном.
—С кем не расстается? С прадедом?
—С топором!
— Ну хватит.— Я поднялась со своего места.— Мне это надоело. Отодвиньте кушетку!
— Ни за что,— сказал гном.
— Ах так! Трусы! — Я взмахнула рукой, и кушетка с сидевшими на ней Брайаном и Тартальей отъехала от двери и притиснулась к дальней стене.
Гномиха нанесла очередной удар своим боевым топором, и исковерканные двери распахнулись. В комнату вошла настоящая боевая машина ростом примерно метр пятнадцать. На Моргане были надеты рыцарские доспехи, шикарный шлем с плюмажем и забралом скрывал ее лицо, у бедра висел меч в ножнах. В одной руке боевая гномиха держала взведенный арбалет, а в другой мощный топор.
— Благословенна будь, э-э, славная гномиха,— тоненько проговорила я.— Не хотела бы ты разоружиться? Здесь никто тебе не враг.
— Ага! Все в сборе,— прорычала Моргана.— Очень хорошо! Сейчас я со всеми разберусь!
— Я вызову охрану.— Тетя достала мобильный кристалл.— Как ее вообще в таком виде во дворец пропустили!
— Я шла там, где не бывает охраны,— заявила гномиха, держа под прицелом арбалета всю нашу честную компанию,— Тарталья, гад! На колени!
— Морганочка, я тебе все объясню,— залебезил гном.— Только не волнуйся.
— Кристалл завис,— между тем проговорила тетя.— Охрану вызвать не получится. Если только громко кричать…
— Спокойно,— сказала я.— Никто ничего не кричит. Решаем проблему с позиций толерантности.
— А боевой топор — это толерантно? — хихикнула тетя.— И арбалет, кстати.
—С этим мы разберемся.— Я встала и бесстрашно подошла к вооруженной до зубов гноми– хе. Та на всякий случай сделала шаг назад. Я выставила ладони и произнесла заклинание: — Да обратится твое оружие и твои доспехи в… в…
— Цветы,— мигом нашлась тетя.
—Ведьмы! — яростно крикнула она и принялась отряхиваться от цветов. Когда с этой процедурой было покончено, перед нами предстала вполне симпатичная гномиха в джинсовом костюме и туфельках на высоком каблуке. Неужели это они так грохали?
— Ну вот,— удовлетворенно сказала я,— Теперь можно и поговорить. Присаживайтесь, Моргана.
— Я с вами рядом не сяду,— мрачно ответила Моргана. Видимо, она пока не смирилась с потерей доспехов и оружия.— Вы еще заколдуете меня. С вас станется.
— Дорогая Моргана! Мы можем вам обещать, что не станем применять против вас волшбу, но только в том случае, если вы также будете вести себя мирно. Договорились?
— Договорились,— кивнула гномиха и села в кресло. После чего бурно разрыдалась, изредка бросая в сторону своего неверного мужа мрачные взгляды.
Для того чтобы успокоить гномиху, пришлось достать из буфета ликер «Малибу» и налить страдалице рюмочку. Мы пить не стали, не говоря уж о наших мужчинах. Моргана выпила ликер, достала носовой платок, шумно высморкалась и заговорила:
—Вот вы, ведьмы, вы же ничего не понимаете! Если б вы хоть немного пожили той жизнью, которой живут гномы! Что такое наша жизнь? Малооплачиваемый труд, вечное прислуживание сильным мира сего, путь без надежды…
—Гномы действительно считают свою жизнь такой несчастной? — перебила я.