Летящие к Солнцу. Книга 2. База Судного Дня

– Я говорю: держать меня здесь – преступление. – Джеронимо встал, повернулся ко мне, уперев руки в бока. – Не намерен терпеть произвол. Ты со мной?

Я напряг мучительно болевший пресс, чтобы сесть, и уставился на Джеронимо.

– «С тобой» – что? Напишем на стене четырнадцать тезисов и устроим революцию в отдельно взятой кладовке?

В ответ Джеронимо сверкнул на меня безумными глазами и одним движением разорвал до пупа майку.

– Доколе?! – возопил он. – До каких пор наших жен и сестер будут похищать и использовать для своих гнусных потребностей всякие уроды, пользующиеся служебным положением?! Я намереваюсь прекратить это.

Я, зараженный его энтузиазмом, соскочил с ящика. Джеронимо уже рылся в рюкзаке.

– Вот. – Он вытащил и, встряхнув, развернул кусок полупрозрачной материи. – Мантия-невидимка.

Я скептически посмотрел на материю. Джеронимо нахмурился:

– Долго будешь думать? Каждая минута на счету! Я жрать хочу – караул просто, а еще дверь кухни взламывать.

Он запнулся и, подумав, добавил:

– Прошу прощения, оговорился. Вероника может быть в опасности, вот!

Я потрогал «мантию». Тюль, что ли? Как занавеска, только черного цвета.

– Ну, допустим. А как мы…

– Алохомора, – сказал Джеронимо и пальцем ткнул дверь.

Дверь отворилась.

Я накинул тюль на голову…

***

Лампы в круглом зале погасли почти все. В полумраке мы, укрытые черным тюлем, шли медленно и осторожно. Нашли маски – дело пошло веселее. Они так и валялись там, где мы их сняли, вместе с комбинезонами.

– Ты заметил, в какую дверь он ее унес? – прошептал Джеронимо.

– В эту, – ткнул я пальцем, всколыхнув тюль.

Дверь я точно запомнил: вторая по часовой стрелке, после гаража. А кладовка – первая после гаража, против часовой стрелки. Эх… Жаль, что часы мои сломались после болезни – понятия не имею, который час.

– Следовательно, кухня не здесь, не здесь и не здесь, – пробормотал Джеронимо, что-то черкая в блокноте.

Я скосил взгляд.

На маленьком листе Джеронимо изобразил круг, в центре нарисовал танк и для пущей уверенности подписал: «Танк». Черточками обозначил девять дверей и три из них зачеркнул.

– Мы сюда не жрать пришли, – напомнил я.

Джеронимо вздрогнул.

– А, да, – почесал он карандашом в затылке. – Значит, так. Ты полезай в танк и возьми оружие, а я побуду на стрёме. Автоматы не бери. Короткостволов хватит. Ты ведь сможешь убить человека?

Теперь вздрогнул я. Конечно, во время гонок Толедано я угробил никак не меньше десятка людей, но… Но ведь сражался я с машинами, видел – машины. К тому же – защищался. А вот так вот запросто взять и застрелить человека?.. Это я мог лишь в одном случае.

– Если он ее хоть пальцем тронул…

На последнем слове я не к месту всхлипнул, и Джеронимо ответил мне тем же.

– Мы – ее последняя надежда, Николас, – прошептал он. – Иди!

Без мантии-невидимки я сразу почувствовал себя голым и беззащитным. Торопливо взобрался на танк, откинул крышку люка, стараясь не шуметь. Спрыгнул внутрь…

– Джеронимо, – прошептал я минуту спустя, – здесь пусто.

– Насколько пусто по шкале от одного до десяти? – немедленно отозвался Джеронимо по рации.

Я поднял закатившийся под сиденье нож Вероники. Посмотрел на него. Нет. Даже если с Вероникой что-то случится, зарезать Марселино я не смогу.

Но умру, пытаясь.

– Десять, – отозвался я, спрятав нож во внутренний карман. – Урод все забрал.

Я вылез из танка и только успел нырнуть под мантию, как отворилась дверь, и в зал вышла Вероника.

Глава 10

Ремедиос приходила каждый вечер и звала меня кататься на лифте. Понятия не имею, как она открывала комнату. Камера наблюдения, стоявшая в коридоре, смотрела прямо на дверь, а компьютер, попиксельно сравнивая отснятые кадры, подавал сигнал о сколько-нибудь серьезных изменениях на пульт.

Значит, каждый вечер дежурный охранник видел, как девочка десяти лет вскрывает дверь в покои отпрыска дона Ривероса, скрывается за ней, а потом выходит обратно вместе с обитателем комнаты.

Я вспомнил об этом в тот миг, когда увидел Веронику и идущего вслед за ней Марселино.

– Давай, – прошелестел в ушах шепот Джеронимо. – Отведи ее в кухню, тебе же хочется!

Вероника была бледна, но жива и твердо стояла на ногах. Они с Марселино о чем-то тихо переговорили, и он показал на следующую дверь. Туда Вероника прошла в одиночестве.

Мы стояли так, что не могли видеть расположенного за дверью помещения. Но Джеронимо уверенной рукой вписал в план: «Туалет».

– Пять кандидатов, – прошептал он.

Я схватил его за плечо и потянул назад. Беззвучные и невидимые, мы перешагнули через невысокую скамейку и укрылись в тени танка. О том, что где-то под ним находится лепешка, некогда бывшая солдатом дома Альтомирано, я старался не думать.

Мы затаили дыхание, когда Марселино направился в нашу сторону. Я выключил ночное видение и расслабился. Зал погружен во мрак. Для Марселино даже танк должен представляться черной громадой неопределенных очертаний.

Марселино повернулся к нам спиной и сел на скамейку.

«Николас, ты охренел?» – появилась надпись в темноте.

Я закрутил головой, недоумевая, что за новая шиза решила меня осчастливить.