Летящие к Солнцу. Книга 2. База Судного Дня

Для пущей убедительности он схватил шарманку и принялся неистово играть. Веронике пришлось перекрикивать грохот:

– Ты – мелкий, вредный пакостник! Мне осталось жить какие-то сутки, я впервые в жизни встретила настоящего мужчину, рядом с которым чувствую себя хоть чем-то похожим на девушку. Но разве брат может хотя бы просто не мешать?! Нет! Он из кожи вон вылезет, лишь бы все изгадить! Я всю жизнь, всю жизнь прыгаю вокруг тебя, вытаскиваю из дерьма, кормлю с ложечки, защищаю, и что, я когда-либо что-то просила взамен?

– Тебе и не нужно просить! – Джеронимо, судя по звуку, отшвырнул шарманку, и голос его утратил даже видимость шутливых интонаций. – Я поклоняюсь тебе, как божеству, я основал твой культ и святилище. Великая Богиня-Девственница, защитница слабых и угнетенных!

Вероника взвыла. Мне тоже сделалось жутко. Хотя я и понимал, что Джеронимо способен десяток культов основать до обеда, а перед ужином хладнокровно их все разрушить и провозгласить атеизм. Разумеется, солярного культа это не касалось. Солнце каким-то образом определяло его жизнь всегда.

– Тогда какого хрена ты с самого начала всеми силами пытаешься подложить меня под этого?

Тут я почувствовал тычок в плечо. Чувствительный такой, я чуть не упал носом в смартфон Джеронимо.

– Это вообще другое!

– Чем же? Чем, мать твою, Николас лучший вариант, чем Марселино? Почему ты так на нем зациклился, когда он даже чувствовать ничего не способен?

– Потому что Николас – хороший!

В наступившей тишине я слышал, как робкая серая снежинка упала на радиоактивный нос Рикардо и испарилась где-то там, наверху.

– Ох-ре-неть, – выдала по слогам Вероника. – Николас – хороший. Нет, на этом – точно всё. Ты, мелкий свихнувшийся негодяй… Больше я не стану с тобой носиться. У меня остались сутки, и я хочу прожить их для себя. Если еще хоть раз замечу, что ты лезешь…

Смартфон завибрировал. Послышался звук боя часов с кукушкой. Такой вот: «Тынннн-ку-ку»! Экран засветился, и я увидел картину Джеймса Тиссо «Water Is Changed into Blood». Вздрогнул – жутковато получилось.

Джеронимо перегнулся через меня, схватил смартфон и хмыкнул.

– Знаешь, сестра, ты права, – сказал он будничным тоном. – Мне пора сосредоточиться на первоочередных задачах. Ты можешь быть свободна, более не потревожу.

– А ну, стой! – Голос Вероники звучал напряженно. – Что это значит?

– Ничего! Ты сказала, я услышал. Твоя личная жизнь, я в нее не лезу. Пока-пока.

– Нет, погоди! Что это было за «ку-ку»?

– Не стоит внимания. Вот, возьми.

Джеронимо зашуршал чем-то в рюкзаке. Когда вновь послышался голос Вероники, его переполнила стужа, страшнее той, что ждала нас на поверхности:

– Что это такое?

– Твои прокладки, – вежливо ответил Джеронимо. – Удачи с Марселино, пока-пока!

– Гаденыш!!!

Топот, грохот, визг Джеронимо, исполненный азарта. Хлопнула дверь, и я остался в одиночестве. Вздохнул, потянулся, с интересом прислушиваясь к пустоте в душе. Кое-как нащупал там горечь и сконцентрировался на ней. Чем же мне заняться последние сутки жизни? Чего бы я хотел на самом деле?

Сначала казалось, что желаний нет, никаких. Что я выжжен дотла изнутри. Потом увидел картинку: Вероника прижимается ко мне, а я ее обнимаю. Все. Больше ничего не надо. Так мы стоим и смотрим, как проламывается потолок, видим ослепительную вспышку ядерного взрыва…

«Я помогу тебе в этом!» – пропел эмоциональный двойник из-под земли.

Я уже по колено в разрытой могиле, продолжаю кидать неподатливую землю лопатой. Раз-два, раз-два, все ниже и ниже…

– Нет! – Я подскочил на ящиках. – Папа был прав.

Вероника должна понять. Да, конечно, это настоящее безумие, – думать, что за неполные сутки можно успеть переломить впечатление о себе и добиться взаимности. Но кое-что вполне реально! Я расскажу о своих чувствах Веронике и попрошу, чтобы в последний момент она просто обняла меня. Разве не того же она хочет от Марселино? Разве это так уж невыполнимо? Крохотная малость, ничтожное одолжение. И я буду счастлив.

Дверь распахнулась, и в кладовку вошла разъяренная Вероника со вскрытой пачкой прокладок. Пачку она сунула в один из ящиков, на которых спала, и, повернувшись ко мне, прорычала:

– Пошли, покурим?

Хороший знак! Она сама предлагает уединение. Это – шанс рассказать о своих чувствах, и я его не упущу.

Я кивнул и встал.

Как в старые добрые времена в кабине потерпевшего крушение самолета Вероника дала мне папиросу, и жесткий дым резанул глаза и легкие. Мы стояли, подпирая спинами дверь в кладовку. Я смотрел вверх, Вероника – под ноги.

– Где Джеронимо? – спросил я, чтобы хоть как-то завязать разговор.

– В танке. Закрылся изнутри. Нет, он здесь сам себя превзошел! Меня скоро удар хватит от его выходок.