Летят перелетные птицы

– Так голову разломило, прямо искры в глазах… Давление наверняка подскочило… Никакого терпения уже нет!

– А зачем вокруг огорода бегали?

Манин взгляд нырнул сначала вверх, будто пытаясь спастись под жгутом белого платочка, потом вбок, и лишь потом, набрав силы и выпучившись праведным возмущением, ткнулся ей в лицо.

– Я?! Да вы что, Анн Иванна, вы кого слушаете! Они еще и не такого на меня наговорят! Да они только и мечтают, чтобы я сдохла побыстрее, вот была бы радость в жизни… Не люди, а прям злые собаки, ей богу…

– Чего ж она вас так не любят, а, Мария Николаевна?

– Так понятно, чего! Завидуют!

– Чему завидуют?

– А вроде как жизнь моя им поперек горла стоит. Да я и не скрываюсь – легко живу, лишние трудности себе не придумываю… В огороде не надрываюсь, вдовьим платком голову не обматываю. Ну, похоронила я своего мужика, так уж пять лет с тех пор прошло! Не люблю я тоскливой да серой жизни, Анн Иванна… Хоть убей меня, не люблю! Мне чутка повеселее жить охота… А им же надо, чтоб я, как они! А я не хочу. Вот и завидуют.

Ага, вот они, сермяжные отголоски ее безысходного настроения! Выходит, и Маня от той же проблемы страдает… Смешно, однако. Может, и ей какое веселье себе придумать? Смешно…

– Значит, ваше постоянное стремление посидеть на больничном – тоже элемент веселой жизни? Так я понимаю? – спросила, строго сведя губы, чтоб не улыбнуться.

– Ой, да что вы… Да вы померьте, померьте мне давление-то! У меня же самый что ни на есть криз!

Маня с готовностью задрала рукав халата, плюхнула перед ней на стол белую полную руку. Ухватившись за темечко, сморщилась, застонала вполне натурально. Вот и разбери ее, эту Маню… Давление-то и впрямь повышенное… Можно, конечно, посидеть рядом с ней с полчасика, подождать… Если давление родом из огорода, да еще кофейком подстегнутое, то за полчаса полноценного отдыха может и в норму прийти… А с другой стороны – связываться с Маней неохота. Ну, пусть ее! Что она ей тут, морали читать будет? Из-за трехдневного больничного? Пусть у Мани трехдневный праздник безделья-веселья будет, наперекор злым соседкам… Если женщина хоть таким образом умудряется жизни радоваться, пусть ее!

– Ладно, Мария Николаевна… Через три дня придете ко мне на прием, а там посмотрим. Лежите, отдыхайте.

– Ой, спасибо вам! Ой, то есть… Ну да, конечно, буду лежать… Вот сейчас прямо и залягу…

– Всего доброго, выздоравливайте.

Радостный Манин взгляд толкнулся в спину. Казалось, даже веселенькие обои на стенах запрыгали глазками и лапками, провожая ее до прихожей. И во дворе у Мани тоже было – весело. На фоне общего дворового запустения, покосившегося сарайчика да кое-как сложенной поленницы, проглядывали островки беззаботного устройства жизни – скамейка-качалка, осыпанная листьями рябины, костровище, любовно обложенное камнями, в глубине проглядывалось что-то вроде легкомысленной резной беседки с одноногим столом. Тут, надо полагать, и происходят «сплошные безобразия», вызывающие соседскую гневливость. Ну да… Вон, в траве, забытые шампуры веером брошены…

Выйдя со двора, она торопливо прошествовала мимо собравшихся в стайку блюстительниц Маниного морального облика, не удостоив их даже и взглядом. Такая вот искорка солидарности к Маниной концепции жизнеустройства вдруг вспыхнула. Глупо, конечно, ну, да ладно… Теперь еще один вызов, и все на сегодня. И – домой. Мужу щи варить…

* * *

Свалив нашинкованную капусту в кипящий бульон, она накрыла кастрюлю крышкой, привычным движением бросила разделочную доску в раковину. И нож должен был этим путем отправиться, но выскользнул из руки, со звоном свалился на пол. Значит, какой-то мужчина должен ступить на порог, примета такая есть. Только не для нее, наверное. Какой еще мужчина сегодня может порог переступить, кроме родного мужа? Для него, для Лехи, и щи на плите варятся. Эти пресловутые щи, атрибут счастливой семейной жизни. Женское обязательство, подхваченное, как флаг, из собственной семьи – для мужчины-работника должны быть к вечеру сварены щи, хоть тресни от собственной усталости, а должны, и все тут…

Интересно, сколько раз за всю жизнь каждая женщина проделывает вот эту нехитрую манипуляцию – разворачивается от стола к плите, чтобы ссыпать в кипящий бульон капусту с разделочной доски? Кто-нибудь этим унылым подсчетом интересовался? Искал в нем какой-то смысл? Хотя…чего его особо искать-то. Нет здесь вообще никакого смысла. Женская обязанность есть, а смысла по большому счету нет. Потому что все заранее определено и в обыденный жизненный ряд уложено – работа, усталость, дом, щи, крепкий сон. И с утра все сначала – работа, усталость, дом… И так далее, пока из этого ряда по достижении законного пенсионного возраста не выпадет первое и основное звено – работа. Сам ряд, конечно, нарушится, а щи все равно останутся! Горячие непобедимые русские щи с капустой! И с запахом тоже непобедимым, захватывающим в один момент все крохотное пространство однокомнатной квартиры-клетушки.