Я, словно зачарованный происходящим, не танцевал, просто глядел во все глаза, да и танцевать-то я в такой обстановке стеснялся — не особенно-то преуспевал в танцах. Вдруг появилась необыкновенно красивая девушка, и тут я решительно шагнул к ней. Девушка утвердительно кивнула — мы закружились в вальсе «На сопках Маньчжурии». Хотелось танцевать без конца. Но музыка оборвалась. Я, гордо поддерживая под руку свою партнершу, отвел ее па указанное место, не забыл поблагодарить. Тут ко мне подошел подполковник и сказал:
— Лейтенант, этой женщиной не увлекайтесь!
— Если вы о себе печетесь, то вам этот орех не по зубам! — сдерзил я в сердцах.
— Не гоношись, не гоношись. Уберечь тебя от неприятностей хочу. Она ведь жена нашего комкора Утина…
Это, конечно, меняло дело. «И почему такие красивые жены ходят на танцы без присмотра?» — подумалось мне. Все как-то сразу стало неинтересно, я и пошел спать. Вдогонку объявили дамский вальс…
Утром все на той же полуторке мы отправились в обратный путь и, проезжая небольшой польский город Ниски, услышали на рыночной площади невообразимый шум, крики о помощи. Увидев происходящее, сразу поняли, что творится бесчинство. Двое здоровенных солдат в советской форме средь белого дня грабили и избивали местных граждан, не желавших отдавать им свое нехитрое имущество.
— Братва, надо задержать! Похоже, мародеры… — вылезая из кабины, обратился к нам, сидевшим в кузове, капитан Труфанов.
Мы выскочили из машины и с пистолетами в руках кинулись на бесчинствовавших и быстро их скрутили — поздно они нас заметили, увлекшись грабежом. Потерпевшие сначала начали разбегаться, но, видя, как мы обезоружили мародеров, поняли, что опасность больше не угрожает, и возвратились на свои места.
Задержанные вели себя нагло, пытались доказать нам, что по приказу коменданта ищут среди населения замаскированных гестаповцев. Нас насторожило то, что оба, несмотря на раннее утро, были в большом подпитии и говорили явно с польским акцентом. Задержанных сдали в комендатуру. Как потом выяснилось, это были матерые прислужники фашизма, специально оставленные в тылу для дискредитации наших войск. Переодевшись в форму советских солдат, нацистские прихвостни грабили, насиловали, нагоняя страх и панику на жителей освобожденных районов Польши.
В глазах потерпевших поляков мы выглядели героями, спасшими их от грабежа и побоев. Несмотря на наш упорный отказ, пришлось принять вознаграждение — мы выпили по стакану вина, от чистого сердца предложенного горожанами.
Что это было за вино — неизвестно, скорее всего домашнего изготовления, но через полчаса меня потянуло в сон. Тогда редко певший Шкатов затянул песню:
Темная ночь, только пули свистят по степи…
— Какая тебе ночь! Проснись, Шаляпин, давай-ка что-нибудь повеселее, перебивая Шкатова, предложил Комельков.
Лихо гнал свою старую полуторку шофер. Нас подбрасывало на ухабах, бросало от борта к борту, но мы дружно, до хрипоты пели о Стеньке Разине, о синем платочке, о трех танкистах, о том, как в далекий край товарищ улетает, и многие другие хорошие песни нашего времени.
Так, в добром настроении, с песнями мы бы и приехали на свой аэродром. Но вдруг последовал необычайно сильный толчок вперед — и все разом замолчали. Машина, надрывно скрипя тормозами, покатилась в кювет. Мы крепко вцепились в борта и друг в друга, ожидая, что вот-вот перевернемся. Длилось все это несколько секунд, и понять, что же все-таки происходит, было невозможно. Наконец, стукнувшись о придорожное дерево, наша полуторка оказалась в кювете. Мы выскочили из кузова и увидели, что у машины отлетело заднее колесо.
До аэродрома было еще далеко. Попутных машин проезжало мало — решили идти пешком. Правда, вскоре нам все же удалось остановить попутную, но на наше твердое намерение крупно поговорить с начальником батальона это уже не повлияло. А тут еще возле штаба батальона аэродромного обслуживания, к нашему удивлению, оказалось множество добротных трофейных автомобилей.
— Видал, тыловики на каких машинах разъезжают? — раздраженно, словно ни к кому не обращаясь, проговорил Шкатов.
— Кому что! Тебе — самолет, а им ведь по земле ходить, — как бы отвечая ему, пробурчал Закалюк.
— Давайте конфискуем одну в пользу соколов, — вдруг предложил Комельков.
Все поддержали эту, показавшуюся нам заманчивой идею и, выбрав понравившийся автомобиль, попытались запустить мотор. Не удалось. Попробовали завести несколько других машин, но также безуспешно. И тогда, возмущенные и негодующие, мы ринулись в штаб батальона…
Наши похождения вскоре стали известны полковому начальству. Но, учитывая бдительность и решительность, которые мы проявили при задержании мародеров, нам определили тогда самые незначительные наказания. А стал ли этот случай поводом для неутверждения меня командиром эскадрильи или неожиданное появление в полку нового комэска повлияло на ход событий — судить не берусь.