Летняя королева

Алиенора жестом велела ему подняться.

– Есть новость?

Он поморщился, тряхнув головой так, что темные кудри упали на лицо.

– Я узнал, что есть план схватить вас, как только вы уедете отсюда, получив развод.

– Схватить? – Она похолодела. – Чей план?

– Информаторы уверяют, что вам следует опасаться Тибо, графа Блуа. Будьте особо начеку, когда поедете по его территории, избегайте всех приглашений переночевать в любом из его замков.

Алиенора перестала дышать. Ну вот, началось, уже кто-то задумал схватить ее и заставить заключить брак, надругавшись над ней или заточив в темницу, когда тюремщик сможет забрать ее земли себе, сделать ее беременной и, получив наследника, предъявить права на Аквитанию. Тибо, граф Блуа и Шатре, был постарше Генриха Нормандского и Анжуйского, но ненамного, так что разницы почти никакой. Просто очередной амбициозный молодой охотник, преследующий лань любыми средствами.

– В таком случае мы должны принять соответствующие меры. Сальдебрейль, я верю, что вы обеспечите мою безопасность в пути, и даю вам полную свободу действий. Если появился первый «поклонник», появятся и другие. Проверьте, чтобы наши лошади были хорошо подкованы и быстры, что все оружие наточено… и щедро заплатите информаторам.

– Мадам… – Он поклонился и ушел.

Архиепископ тоже поднялся с места, собираясь уйти.

– Вот видите, какой я теперь приз, – мрачно заметила Алиенора. – На документ о разводе еще не поставлена печать, и сам он не отдан на хранение в церковь, а амбициозные мужчины уже планируют мое будущее.

– Господь следит за вами и защищает вас. – Де Лору поцеловал ее в лоб.

– Но Ему помогают бдительный коннетабль и люди, которым хорошо платят за то, что они держат глаза и уши открытыми, – строптиво возразила она. – Бог имеет обыкновение помогать тем, кто помогает себе сам.

Глава 43 Божанси, апрель 1152 года

Свершилось. Алиенора получила свободу, что бы эта свобода ни означала в новых обстоятельствах. Жоффруа де Лору объявил брак расторгнутым, и она теперь могла вернуться в Пуатье. Стоя перед открытым окном в спальне, отведенной ей на время рассмотрения дела, она застегивала накидку, разглядывая, что творится внизу этим свежим апрельским утром.

Оттуда, где она стояла, можно было разглядеть отъезжающих – свиты различных епископов с доверху груженными багажными обозами. Бернар Клервоский собрался в путь на белом муле, привязав сбоку простой мешок с пожитками. Алиенору передернуло. Хорошо хоть больше ей не придется иметь дело с этим стариком. У нее были сильные подозрения, что это он стоял за нападками епископа Лангра. Для человека, исповедующего любовь к Богу, он был полон желчной ненависти и убежденности в своей правоте.

Алиенора чувствовала себя скорее обездоленной, чем воодушевленной полученной свободой: столько лет потрачено впустую, а за плечами лишь боль и потери. Положительное во всем этом лишь одно: дело закончено и отрезано, как кусок ткани с ткацкого станка, и теперь его можно свернуть и убрать подальше, с глаз долой.

– Мадам, лошади оседланы, – объявил молодой Жоффруа де Ранкон, заглянув в дверь. – Если сейчас поторопимся, то сможем проехать Блуа при лунном свете.

– Я готова. – Алиенора повернулась к нему. – Поехали домой.

Она ждала во дворе, чтобы привели ее кобылу, когда появился Людовик, одетый и обутый для возвращения в Париж. Увидев ее, он замер.

– Все кончено, – бесстрастно сказала Алиенора, чтобы развеять неловкость. – Да хранит вас Господь в пути, сир.

– И вас также, – натянуто ответил он.

– Больше мы не увидимся.

Алиенора об этом позаботится. Были моменты в их браке, когда она любила Людовика, но гораздо чаще осыпала его бранью и ненавидела, однако в эту секунду ничего не чувствовала. Только пыль под ногами. Она уедет и не оглянется.

Из вестибюля появился Тьерри де Галеран, придерживая рукой эфес меча, и уставился на Алиенору, словно на грязное пятно на тунике. Она ответила ему таким же взглядом. Без этого человека, отравлявшего жизнь Людовику, без Бернара Клервоского с его пагубными проповедями, без всех жалких, жаждущих власти церковников и придворных, грызущихся за влияние над Людовиком, их брак мог бы иметь шанс сохраниться.

– Мадам… – Де Галеран отвесил ей поклон, умудрившись совместить в нем чрезвычайную любезность и в то же время насмешку.

Пришел Сальдебрейль, привел лошадь – гнедую кобылу с мягким шагом и выносливостью, которая без усилий проскачет много миль подряд. Лошадку нагрузили легко, и шерсть ее лоснилась от ухоженности. Обходительный Сальдебрейль, услужливо подсадивший ее в седло, уничтожил неприятный осадок от Галерана. Путь предстоял долгий, и потому Алиенора предпочла мужское седло, как на охоте. Она соблюла приличие, надев пышные юбки, но под ними были кожаные лосины, заправленные в крепкие сапоги. Все было очень достойно, когда Сальдебрейль помог ей взобраться на лошадь, но тем не менее она уловила неодобрительный взгляд Людовика и сразу вспыхнула. Его следующей жене придется стать монахиней, чтобы не вызвать у мужа недовольства.