Летняя королева

Аббат Сугерий прервал размышления в своей келье, чтобы принять монарха, который прискакал на взмыленном коне в состоянии крайнего волнения.

– Почему вы говорите, что не пользуетесь любовью Господа, сын мой? Неужели из-за предстоящей встречи? Это вас беспокоит?

Людовик покачал головой.

– Нет, – уныло ответил он. – Это будут очередные переговоры, на каких я бывал много раз. – Король дернул кадыком, пытаясь найти слова. – Все оттого… оттого, что я не могу породить наследника. Я проклят, лишен своего предназначения как король и мужчина. – Он поднял измученный взгляд на Сугерия. – Я поклялся во всеуслышание, что де ла Шатр никогда не пересечет порога собора в Бурже как архиепископ. Вы думаете, эта клятва является причиной моего поражения? Королева предлагает, чтобы я отказался от своих слов, но разве можно это сделать, когда я поклялся перед Богом?

Сугерий нахмурился, глядя на него:

– Что мешает вам произвести наследника вместе с королевой?

Людовик покраснел.

– У меня… не получается, – пробормотал он. – Я прихожу к ней, преисполненный намерения зачать ребенка, но тело отказывается подчиняться моей воле – иногда в последний момент. Это Божье наказание.

Сугерий опустил сухую ладонь на плечо короля:

– В таком случае вы должны попросить у Господа помощи и милосердия, так же как и королева. Он покажет вам путь, если вы попросите Его с открытым сердцем.

– Я уже просил, – проворчал Людовик. – Я молился и делал подношения, но Он до сих пор не ответил. – Король наклонился, сцепив руки. – Возможно, это ее вина, – сказал он, кривя рот. – Возможно, она совершила какой-то проступок, разгневав Господа. В конце концов, это она не выносила наше дитя.

– Это на ее совести, не на вашей, – бесстрастно заметил Сугерий. – Что касается вас, внемлите моему совету, откройтесь Божьей воле с истинным смирением и примите Его наказание, если понадобится. А я сделаю для вас, что смогу, как делал всегда. – Он нежно переложил ладонь на тонзуру Людовика. – Однако вполне возможно, королева права. Если вы проявите смирение, согласившись позволить Пьеру де ла Шатру занять место архиепископа в Бурже, это умерит давление на вас и на Францию, что, в свою очередь, приведет к большей гармонии в вашей жизни. Я буду молиться за вас и просить Господа благосклонно отнестись к вам и к королеве. – Спустя секунду он добавил: – Никому из вас не повредит проявить смирение и уважение к аббату Бернару. Он ужасный враг, но всесильный союзник, и в ваших же интересах отлучить его от Тибо де Шампаня.

Людовик почувствовал себя чуть лучше.

– Вы правы, – согласился он. – Я подумаю над вашим советом. – Он поднял глаза к великолепным витражам.

Их сияющая прозрачность вселила в него слабую надежду и вдохновение. Сугерий всегда знал, что к лучшему.

Алиенора держала в руках кубок из горного хрусталя. Держала крепко, но все равно воображала, как он падает и разбивается на мелкие осколки, будто лед, раздавленный в замерзшем пруду.

Людовик предложил преподнести его Сугерию, сделать дар на освящение новой церкви в Сен-Дени. Он буквально загорелся своей идеей, как будто не было никакой слезливой ярости вчерашней ночью.

– Самое подходящее для него место, – убеждал король.

– Тем более что Сугерий давно к нему присматривается.

– Это не его идея, а моя. – Людовик строго взглянул на жену. – Я увидел свет, сияющий сквозь окна, и спросил себя, какой подарок на освящение мог бы сравниться с этой благодатью. А потом подумал, наш дар мог бы заставить Господа пролить свой свет на нас и подарить нам ребенка.

Тусклый дневной свет раскрасил кубок в различные оттенки белого и бледно-серого, ни искорки прежнего небесного огня. Алиенора почему-то решила, что он больше никогда не засияет в ее руках. Помнить, что ты любима, – действительно непосильная задача. Она всегда знала, что Сугерий в конце концов получит кубок, хотя какое это имело значение? Лишь бы Людовик сумел исполнить свой долг. Если кубок совершит такое чудо, то он стоит своей цены.

– Как пожелаешь, – согласилась королева. – Делай все, что сочтешь нужным. – И она протянула ему кубок, совсем как тогда в Бордо, с той же осторожностью, но уже с другими чувствами – безучастием, а не оптимизмом.

Людовик взял его, и на секунду их пальцы переплелись. Потом он отстранился.

– Я решил нарушить клятву и позволить Пьеру де ла Шатру принять пост архиепископа в Бурже, – сказал он.

Алиенора посмотрела на мужа.

Он презрительно скривил рот:

– Великий позор для короля – нарушать свое слово, но у меня нет выбора. Я сделал все, что мог, однако это все равно что бить кулаками в стену крепости, пытаясь ее разрушить, – руки сотрешь до крови, а толку никакого.

– В обмен мы могли бы рассчитывать на то, что с брака Рауля и Петрониллы будет снят запрет, – быстро сообразила Алиенора.

– Это еще предстоит обсудить, – ответил он так, чтобы она не надеялась на положительное решение. – Полагаю, ты тоже сыграешь свою роль.

С этими словами он вышел из комнаты, держа кубок, словно маленького ребенка.