Летняя королева

Алиенора вздохнула, а потом расправила плечи. Она сделает все, что должна. Пусть Людовик перестал бить кулаками в стену, но есть другие, более изощренные средства разрушить крепость.

Глава 21 Париж, июнь 1144 года

Освящение обновленной и расширенной базилики Сен-Дени, усыпальницы королей Франции, состоялось 11 июня и привлекло толпы верующих со всей страны. За одну ночь в небольшом городке Сен-Дени выросли целые поля палаток. Каждая гостиница трещала по швам, все таверны с номерами в радиусе двадцати миль были забиты гостями. Все жаждали увидеть перестроенную церковь, сияющий интерьер которой, по слухам, напоминал драгоценный реликварий, созданный для самого Бога. Даже в извести были вкрапления самоцветов.

Алиенора переночевала в гостевом доме при аббатстве, тогда как Людовик провел всю ночь в бдении с Сугерием, монахами и различными церковными деятелями, включая тринадцать епископов и пять архиепископов.

Комнату в гостевом доме Алиенора разделила со свекровью, которая специально приехала на церемонию из своих вдовьих владений. Женщины держались учтиво, но холодно. Они не виделись с рождественского пира – это и позволяло сохранять выдержку. Аделаида оглядела ярко-красное шелковое платье Алиеноры, слегка скривив рот, словно находила его вычурным и безвкусным, но свои мысли оставила при себе. Она также не упомянула Петрониллу и Рауля, хотя само умалчивание этой темы зияло как черная дыра в том разговоре, который все-таки состоялся. Петронилла и Рауль не приехали потому, что были отлучены и не могли войти в церковь.

Туманным утром, все еще холодным и сумеречно-голубым, женщины покинули гостевой дом и проследовали в церковь с новыми дверьми из позолоченной бронзы и начертанными надписями: «Сияет благородное изделие, но будучи благородно сияющей, работа эта должна освещать умы, чтобы они могли продвигаться средь истинных светов к Истинному Свету, в который истинный вход есть Христос». Алиенора прочитала слова и подняла глаза на притолоку, где было написано: «Прими, строгий Судья, молитвы твоего Сугерия. Окажи мне милость быть причисленным к Твоим овцам».

Повсюду Сугерий оставил свою печать, если не в виде самого имени, как на дверях, то блеском золота и драгоценных камней и разноцветными лучами, струящимися сквозь яркие стеклянные витражи. Золотой алтарь сиял аметистами, рубинами, изумрудами и сапфирами, стоившими целое состояние. Хоры украшал великолепный двадцатифутовый крест, отделанный золотом и самоцветами, – его изготовили знаменитые маасские золотых дел мастера. Темнота засияла. Алиеноре показалось, будто она находится в сердце драгоценного камня или на самом деле в реликварии, и она обрадовалась, что надела красное шелковое платье со всеми украшениями, сделавшими ее частью этой блестящей, светящейся картины.

Людовик, в простой одежде кающегося, пронес по церкви на высоко поднятых руках серебряный реликварий со святыми мощами Дионисия. Вокруг растекались ароматные струйки дыма. Сугерий со своими помощниками окропил наружные стены святой водой, после чего вернулся к прихожанам, которым также достались брызги святой воды. Людовик опустил реликварий на украшенный самоцветами алтарь и распростерся ниц, приняв форму креста. Лицо его было белым, с тенями усталости на впалых щеках, но глаза светились огнем, и губы разомкнуты в экстазе. Слаженные звуки хора поднимались вместе с дымом ладана и растворялись в цветном сиянии витражей.

Алиенору удивило, что ее тронула церемония, поскольку она ожидала очередного скучного ритуала, устроенного Сугерием. Вместо этого ощущалось присутствие и дыхание Господа. Глаза наполнились слезами, затуманившими зрение. Рядом с ней Аделаида украдкой промокала глаза рукавом, а муж похлопывал ее по руке. В конце церемонии Людовик вышел вместе с монахами, пристроившись в колонну и глядя на все почти пьяным взором.

К полудню освящение закончилось, но празднование продолжалось жарким летним днем. Беднякам роздали хлеб и вино. Торговцы продавали снедь с прилавков, установленных перед аббатством. Кое-кто из пилигримов принес собственную еду и теперь устроился в тени, чтобы отдохнуть и перекусить. Люди толпились в очередях, желая увидеть невероятное собрание реликвий и роскоши, которыми Сугерий щедро заполнил аббатство, и рассмотреть библейские истории в великолепных витражах.

По-прежнему в одиночестве, поскольку Людовик так и не отошел от монахов, Алиенора остановилась у аналоя в виде орла с распростертыми крыльями. Она заплатила, чтобы его заново позолотили, поскольку оконечности крыльев были стерты до залысин от постоянных прикосновений паломников и прихожан, к тому же это ее символ – герцогини Аквитанской.