– Я не была небрежной… – начала я, но меня прервала Элисандра, тихо позвав по
имени. – Ну хорошо, хорошо, – буркнула я. – Я не должна была скакать галопом по
бездорожью. Лошадь в порядке?
– Да, в полном, немного испугалась, но не пострадала, – ответил Родерик. – Но я не
думаю, что тебе стоит ехать на ней назад.
– Это глупо, – разозлилась я. – Как еще мне добраться до замка?
Родерик посмотрел на небо.
– Ну, кажется, вечер будет сухим. Думаю, если ты проведешь ночь здесь, тихо и мирно
лежа на паре попон, к утру придешь в себя. Завтра я вернусь с запасной лошадью и заберу
тебя домой.
Я выпрямилась, хоть голова запульсировала сильнее.
– Ты не оставишь меня здесь на всю ночь! Под открытым небом! И больную!
Он выглядел сама невинность.
– Но я думал, тебе нравится спать под звездами. Ведь когда мы сопровождали твоего
дядю на охоте…
Я отмахнулась.
– И с волками где-то неподалеку! Бешеными волками! Ты не посмеешь оставить меня
здесь…
– Мы не видели никаких бешеных волков, – пренебрежительно напомнил гвардеец. –
Не думаю, что тебе стоит волноваться.
Я была потрясена до глубины души.
– Элисандра! Скажи ему! Вы же не собираетесь бросить меня…
Но сестру трясло от смеха, она зажимала рот рукой, глаза слезились. Позже я решила,
что сказался пережитый страх, когда она посчитала меня мертвой, но в ту минуту это
разъярило меня еще больше.
– И это не смешно! – воскликнула я.
Она снова стиснула меня в объятиях, все еще дрожа.
– Нет, нет, дорогая, мы не собирались оставлять тебя. Думаю, тебя повезет Родерик, а я
поведу твою лошадь.
– Я не позволю ему перевозить меня любым…
Внезапно Родерик оказался на ногах.
– Замечательная идея, леди Элисандра, – поддержал он. – Именно так мы и поступим. Я
приведу лошадей, а вы посмотрите, сможете ли поднять вашу сестру на ноги.
Десять минут спустя наш весьма неторопливый караван продолжил свое возвращение в
замок. Несмотря на легкомысленные слова, Родерик, казалось, совсем не собирался
бросать меня здесь. Дав Элисандре указание держать его лошадь под уздцы, он поднял
меня в седло и быстро взобрался позади меня. Я закачалась, не сознавая этого, и услышала
тревогу в его голосе.
– Сомневаюсь, что так удобно, – сказал он. Крепко обняв, он передвинул меня, усадив
себе на колени. Прижимая меня одной рукой к груди, другой подхватил поводья. Когда я
посмотрела на него, он улыбнулся и спросил: – Лучше?
– Да, хорошо, – прошептала я.
– Сможете управлять ее лошадью? – обратился он к Элисандре.
– Конечно. Давайте возвращаться.
Родерик держался прогулочного шага, видимо, потому, что я вскрикнула от боли, когда
он попытался ускориться.
– С ней все в порядке? – снова и снова спрашивала Элисандра, словно не могла
успокоиться. Каждый раз гвардеец мягко отвечал ей: – Думаю, да. Она сильная. С ней все
будет хорошо.
51
52
Остаток пути я улавливала обрывки их разговора, который они, кажется, вели только с
целью отвлечь Элисандру от ее страхов. Она расспрашивала его о семье, ферме, братьях, о
службе в королевской гвардии.
– Ты сам этого захотел, или младших братьев отправляют сюда, когда в семье их
слишком много? – спросила сестра.
Так легко было определить выражение лица Родерика по тону его голоса. Сейчас он
улыбался.
– И то, и то. Отцовской земли хватало, чтобы прокормить нас всех, но я был
неугомонным и хотел заработать состояние где-то еще. Я с двенадцати лет обучался с
городской стражей, и именно мой тогдашний капитан порекомендовал меня в Оберн. Мать
не хотела, чтобы я уезжал так далеко, но отец был горд. Он своими руками собрал мои
сумки.
– И как часто ты видишься с ними теперь, когда ты здесь?
– Я в Оберне лишь несколько месяцев. На праздник солнцестояния собираюсь съездить
к ним на несколько дней.
– Не скучаешь по семье? Не спрашиваешь себя, что, если придется провести всю жизнь
вдали от них?
– Ну, пока нет, – ответил Родерик. – Но еще все свежо и ново. Я знал многих
сумасбродных молодых людей, которые вернулись домой здравомыслящими и
повзрослевшими мужчинами и говорили: «Больше никаких скитаний». Полагаю, такое
может произойти и со мной. Но пока я все еще смотрю на мир вокруг широко открытыми
глазами.
– Говорят, многие люди не понимают, пока не становится слишком поздно, что для них
дорого, – сказала Элисандра. – И слишком поздно осознают, что упустили то, что хотели
больше жизни.
– Полагаю, я все еще не понял, что для меня так важно, – задумчиво произнес он. – А
вы? Что для вас самое драгоценное во всем мире?
Ее голос был таким тихим, что я едва уловила ее слова:
– Моя сестра. Самое драгоценное ты держишь в своих объятиях.
Следующую неделю я провела, выздоравливая у себя в комнате, хотя мне это казалось
чрезмерным. Можно подумать, я чуть не отправилась на тот свет, а не глупо свалилась с
лошади. Даже леди Грета, которую по-настоящему не волновало, жива я или мертва,
настаивала, чтобы я лежала в постели и не оставалась одна.
Несмотря на смущение от происшествия и то, что в иные дни казалось, будто моя
голова никогда не прекратит болеть, должна признаться, я наслаждалась последовавшим
вниманием. Установившийся за неделю порядок был простым и потакал моим желаниям.