— Терпение у меня все кончилось. Не могу — и все. Уехал и не вернусь в Лубяну. Ты мне подыщи работу на своем заводе. Я ведь и экскаваторщиком могу, и трактористом, и бульдозеристом, всю войну шоферил.
С Шурой он шел на полную откровенность, а вот снохе и сыну говорить боялся. Думал, что Веле это не по сердцу придется. Не затруднится, покажет от ворот поворот.
— Работу я найду, но Лубяну мне твою жалко, — вздыхал Шура.
— А чо тебе-то Лубяну жалеть? Это мне ее жалеть надо. Да не могу я больше глядеть на то, што там делается.
Но и от него вроде заботы лубянские отошли.
Теперь по вечерам было у Степана занятие — спускался к Шуре-нижнему мастерить кораблики. А днем ходил по городу, читал объявления о работе. Везде нужны были люди. Работу он отыщет, а вот где квартировать? У Сереги, поди, не ужиться ему. Веля строга. Ступить боязно. А он ведь с работы будет приходить грязный. Явится и на Велин выговор налетит. Придется в общежитии устраиваться. Сразу-то комнату не дадут. А он ведь немолодой, в пять десятков по-холостяцки по общежитиям скитаться не пристало. Да и об Ольге надо подумать.
В городе жили люди иначе, чем в Лубяне. У них в деревне в спецовке да телогрейке ходить — милое дело, лучше не надо. А здесь в спецовке почти никого нет. Уж если какой человек в рабочем пройдет, косятся на него. Почти все люди после смены помоются, приоденутся, не узнаешь, который слесарь, который инженер. Может, и он так станет ходить, тогда можно бы жить у Сергея. А Ольга бы в дому всем стала заправлять. Лежи себе Веля, ногти точи. И вроде на этот раз все укладывалось хорошо да ладно.
Днем тоскливо было Степану. В квартире тишина, не с кем словом перемолвиться. Газетки почитает, на кухне пол подотрет, чтоб Сергею меньше было работы, и на улицу. В скверике около дома пенсионеры с тросточками, греются на солнышке. К ним Степан подходить побаивался. Про деревню станут расспрашивать и винить его будут. Скажут, как же так, соломы даже на корм не хватает!
Приглянулся Степану ресторанчик на базаре. Он так и назывался «Ресторанчик». Там никто на него внимания не обращал, не спрашивал, кто он да откуда. Стоял он у круглого высокого столика, пиво пил и слушал, кто о чем толкует.
Как-то буфетчица, грудастая, капитальная женщина, долго не могла пристроить насос к бочке. Степан с охотой взялся. Долго ли! Мужицкая рука. Выбил пробку, пристроил насос. После этого буфетчица его стала отличать среди других: головой кивнет, а иной раз и без очереди кружку протянет. Скажет: «Наш это работник».
И Степан, коли надобность какая возникала, помогал буфетчице. Десяток ящиков с лимонадом занести, пустую бочку отодвинуть.
Когда пиво расторгует Сима, так буфетчицу звали, в «Ресторанчике» вовсе пусто бывало. Сима для него бутылку пива припасет. За плату, конечно. Она вроде бы как угощает, а Степан не позволял, чтоб она за него платила. Торговля — дело такое, еще недостача у нее образуется.
Сима веселая была, пиво наливает, и легко, играючи у нее все идет. Крепкая, капитальная, а поворачивается проворно. При Степане как-то разговор завела в пустом «Ресторанчике». Для него, конечно. Вот, дескать, вроде мужчина вы мягкий, добрый, такие и нужны мужья. Степан ответил, что не такой он уж и добрый. Всякий бывает. Тоже не сахар.
А она: «Для женщины, Степан Никитич, кем бы она ни была, главное — любовь. Чтоб рядом он был». И на Степана смотрела так, что он свой взгляд отводил. Головокружительно смотрела.
Сам того не заметил: прежде чем из квартиры выйти, в зеркало стал смотреться. Сапоги надраивал, как в праздник. В Лубяне бы сразу приметили: заухажерился. И в точку бы попали. А здесь никто, кроме Симы, это не приметил. «Ресторанчиком» у него день был занят теперь.
И он, считай, городским стал, хорошие знакомые появились. Шура-нижний, Сима.
Шура сказал как-то, что нужен у них на заводе автокарщик. Работать и в цехе, и во дворе. Подцеплять грузы и перетаскивать куда надо. Привел он Степана в цех. Дали ему поездить на автокаре. По сравнению с трактором детская забава. Ездить по помещениям. Ни грязи, ни шума, ни тряски. В белой рубахе можно работать. Подцепил стену ящиков — и вези куда надо. Ссадил их — дальше поезжай.
На радостях позвал Степан Шуру в «Ресторанчик». Хороший был разговор на глазах у Симы. Теперь оставалось с Серегой о прописке договориться. Пусть на время. И все ладно станет. Шли они дорогой с Шурой веселые, чуть не в обнимку. Еще бы, вместе станут на работу ходить. Вот ведь, сундук, сорок грехов, не все горевать, и радость бывает.
Степан сам не знал, как бы в городе у него получилась жизнь. Поди, таким стал бы горожанином, что не узнать. Но вышло все не так, как укладывал в мыслях.
Средь ночи разбудил звонок. Растерянный вернулся Серега.
— Пап, от мамы телеграмма. Тетя Рая послала. «Ольга тяжело больна. Приезжай. Раиса».