Летние гости

Для Ольги еще внове было то, что она бабушка. Возле себя Алика держала, сказки про медведя — липову ногу рассказывала. Любил внук смотреть, как Ольга прядет шерсть для носков. Теребит за этакую бороду, привязанную к палке, а веретено у нее так и танцует под рукой. Иногда далеко уходит гулять по полу. Вроде само собой. Алику интересно.

— Ой-ой, бабушка, оно за дверь убежит.

— А мы его возвернем, — довольная собой, говорила Ольга и поворачивала веретено к самым ногам. Веретено прыгало, урчало, попав в щель на полу. Для Алика невиданная забава, лучше любой заводной игрушки.

А когда Алика первый раз привезли отец с матерью в Лубяну, всех он усмешил, спутал козу с коровой. Нарочно потом расспрашивали его: а это кто, а это?

Алик неуверенно отвечал: корова, нет — коза, нет — корова. И в глазах смятение: кто же, в конце концов?

Степан в нарядных, подаренных Сергеем брюках и кителе приседал перед внуком и учил:

— Эх ты, сундук, сорок грехов. Ты по бороде опознавай. У козы борода. Коза маленькая, а корова вон как сорокаведерная бочка.

Вот и теперь, скосив глаза на Алика, Степан спросил:

— Ну-ко, скажи, кто это там по опушке ходит?

Алик стрельнул лукавыми глазами:

— Жирафы, дедушка.

Вот и возьми его теперь за три копейки. Не проведешь!

— Дедушка, а ты меня на лошади научишь ездить? Чтоб верхом, как наездник? — спросил Алик.

— Вот у меня конь железный. На нем сколь хошь езди, — сказал Степан.

— Нет, я хочу на настоящей лошади. Я наездником, дедушка, буду. Есть такая школа верховой езды. Я уж это точно решил.

— Ну-ну, — сказал Степан, слегка удивившись этому разговору. Он вон сопливым огольцом в чаду и пыли за Парменовым трактором целую версту мог бежать, только бы слышать, как «фордзон-путиловец» стреляет мотором. Запах горючего был самым милым. По звону да бряку в карманах узнавали в темноте, что идет он. А этот на лошади мечтает ездить. Трактор ему нипочем. — Сходим на конюшню, наглядишься, — успокоил он внука.

— Ты знаешь, дедушка, какие лошади умные!

— Как не знать, лошади, они…

— Нет, ты послушай, вот я читал… На границе ранили бойца, так конь нашел его, на колени встал. Боец на него кое-как забрался, и конь его довез. Вот какой умный!

Дорога загнула последний крюк и выбежала на берег Чисти. Это место Степан пуще других любил. Отсюда с высоты далеко видать заречные луга, в которых серебряными подносами стоят светлые озера, густо-синие гряды соснового бора ширятся за ними.

— Вот смотри, Алик! Рыбачить пойдешь. Если хочешь, в ночное съездим. Я с Петром Максимычем, конюхом, поговорю. Он старик добрый. Про лошадей неделю может, вроде тебя, без отдыху говорить.

— Ой, дедушка, какой ты хороший, ну просто самый лучший человек! — крикнул Алик и запрыгал от радости на сиденье.

Наконец подъехали к дому. Навстречу, вытирая руки о фартук, торопилась красная от печного жара Ольга. Глаза на мокром месте.

— Аличек приехал. Жданой, — прижала к груди. Он задохнулся, вырвался, вытер щеку от поцелуев.

— Ну что ты, бабушка, прямо на улице, — и оглянулся: не видел ли кто?

«Ишь, стесняется уже», — заметил про себя Степан.

С Ольгой потолковали. Внук показался худым, бледным. На деревенском воздухе, может, окрепнет. Тут уж Ольга не даст промаху, молоком отпоит. В городе простору никакого, иной раз дыхнуть нечем, одна гарь.

Сдал Степан на руки жене внука и поехал на силосование. И так промедлил все утро из-за этой Аликовой оплошности, надо наверстывать. Не успел он вечером вылезть из кабины, как Алик бросился к нему.

— Дедушка, ты не забыл коней показать?

А он, конечно, забыл. Умаялся. Сел, сапоги сбросил.

— Давай до завтрева отложим, — сказал он внуку.

Алик чуть не в слезы.

— Нет, ты обещал. Надо слово свое держать.

— Да чо уж ты, Степ, своди его, — вступилась Ольга.

Алик смотрел, как дед умывается. Видно, казалось, что медленно это делает. Морщился. И как ест дед, не нравилось.

— Неужели ты еще не наелся? Все ешь-ешь. Хлеба сколько съел.

— Хочешь знать, в хлебе самая сила. Он сильнее мяса. Да и мясо из него вырастает. Погоди, не торопись, — успокоил его Степан. — Поем, дак веселее пойду.

Алик облегченно вздохнул, когда дед наконец взял его за руку.

Конюх Петр Максимович Куклин сидел на дырявой колоде возле конного двора, единственного помещения, крытого еще соломой. Увидев людей, идущих к нему, удивился.

Редко теперь кто сюда заглядывал. И больше всего удивился тому, что шел к нему Степан. К чему ему-то лошадь понадобилась? Тракторист. Ныне лошади не в чести.

Было жарко, а Петр Максимович сидел в кожаной порыжелой шапке.

Встал навстречу гостям.

— Садитесь-ко рядом. Не ради кумпанства, а ради приятства посидим.

— Не жарко? — спросил Степан, показывая на шапку.

— А стар я, видно, вовсе теперь, Степа. Башка пошто-то зябёт, и памяти той уж нету. Разве такой я был в степенных-то годах? Все насквозь тогда помнил. Гостенек у тебя, выходит, приехал?

— Гостенек, — сказал Степан, понимая, что вот теперь и надо сказать про лошадей. — Весь упросился: покажи да покажи лошадей, да прокатиться дай.

Петр Максимович заулыбался. Видно, Алик ему сразу понравился, раз лошадьми интересуется.