Летние истории

Лестница… Сэнгава бежала за мной по лестнице на станции Мидоригаока, а потом искала меня на платформе. Это стало моим последним воспоминанием о ней. Я видела, что она озирается в поисках меня, наши взгляды на мгновение встретились, а потом я опустила голову, пряча глаза. Почему я не связалась с ней после этого? Она ведь оказалась права, а я ошибалась. Что, если бы я тогда не сбежала, а поговорила с ней нормально? Было не так уж поздно — мы могли бы пройтись пешком до следующей станции. Может быть, она даже извинилась бы передо мной за то, что наговорила на эмоциях, сказала бы, что нельзя ей столько пить. Если бы в тот вечер мы расстались более спокойно, может быть, Сэнгава связалась бы со мной, когда попала в больницу. Я могла бы хотя бы выслушать ее. От этой мысли в груди заныло. Но, возможно, Сэнгава и не думала о том, чтобы связаться со мной. Возможно, у нее не было никакого желания делиться со мной сокровенными переживаниями. Возможно, наши отношения ее вообще не волновали. Возможно, это я причисляла Сэнгаву к своим друзьям, а сама для нее ничего не значила. Была не более чем знакомой, ничем не выделяющейся из множества людей, с которыми она контактировала по работе.

Я вспомнила, как однажды она вдруг позвонила мне поздно вечером и мы пошли в тот бар в подвале. Сэнгава была пьяна, стоял холодный февральский вечер, волосы у меня еще не высохли, в баре было темно, только мерцали огоньки свечей. Мы разговаривали о том о сем. Потом в таком же темном туалете, возле раковины, Сэнгава обняла меня. Может быть, сама не понимая, я разбередила тогда ее чувства? Почему она меня обняла? Может, хотела мне что-то сказать? Или так просто? А может, на самом деле она сердилась на меня? На то, что я не могла дописать роман… Точно, роман, подумала я. Я его так и не закончила. Так и не показала Сэнгаве. Возможно, на самом деле она не сильно и переживала по этому поводу. Может, ее отношение ко мне и моему творчеству было чисто рабочим. В любом случае Сэнгава была единственной, кто подбадривал меня и ждал мой роман. Больше никто. Года три назад, в такой же жаркий летний день, как сегодня, Сэнгава пришла в кафе, чтобы встретиться, чтобы познакомиться со мной. У меня было три года. Целых три! И за это время я ничем не смогла отплатить ей за поддержку. Не смогла узнать ее впечатления. А теперь ее больше нет.

Уже давно наступила ночь, а я все еще лежала без сна на футоне. На меня накатывали волны то сожаления, то тоски, то потерянности, то снова сожаления. Но сна не было ни в одном глазу. Ноги и руки отяжелели, в голове по-прежнему клубился туман, но чем дальше, тем больше меня охватывало возбуждение. Казалось, будто все сосуды и нервы, которые связывали глазные яблоки с мозгом, разом расширились, засвечивая сознание. Несколько раз, когда я вставала с футона, чтобы сходить в туалет, мне вдруг начинало казаться, что за входной дверью кто-то есть. А вдруг, если сейчас распахнуть дверь, то окажется, что за ней стоит Сэнгава, думала я. Один раз я даже открыла ее. Но Сэнгавы там, естественно, не было.

Лежа в темноте с открытыми глазами, я видела, как оживают мои фантазии. Возможно, я все-таки проваливалась в дрему, не знаю, но место, в котором я находилась, принадлежало не сну, а воображению. Ресторан с высокими потолками, стол передо мной, накрытый белой скатертью, пуст — ни еды, ни напитков. Рядом сидит Сэнгава. «Ну зачем вот так умирать, ничего даже не сказав?» — взываю я к ней, уже не понимая, чего мне больше хочется: заплакать или рассердиться. «Вы меня поймите, Нацуко, иначе было никак», — отвечает она со своей вечной растерянной улыбкой и смотрит на меня сочувственно. Глаза сидящей напротив нас Юсы опухли от слез. Но Сэнгава ее как будто не видит, и Юса, хоть и находится с нами за одним столиком, все это время рыдает в одиночестве. Рядом с ней Юрико Дзэн с Курой на руках и Риэ, которая серебристыми ножничками с ландышами вырезает из белоснежного листка бумаги изящный цветок. Юса никого из нас не замечает, но Юрико Дзэн гладит ее по спине и шепчет: «Бедняжка», как бы не обращаясь ни к кому конкретно, тихонько, себе под нос. «Может, и так», — улыбается Сэнгава. «Но теперь ей уже не больно», — говорит Юрико Дзэн. Одной рукой придерживая Куру, другой она продолжает гладить плечи Юсы, которые сотрясаются от рыданий.