Теплый утренний воздух ласкал кожу. Я всего лишь шла к станции по серой асфальтированной дороге, которую знала как свои пять пальцев, но людей вокруг почти не было, отчего ощущение было такое, словно в кармане лежит свежевыстиранный и выглаженный, аккуратно сложенный носовой платок. Я вспомнила, как на летних каникулах, когда я еще училась в начальной школе, мы по утрам выходили в сквер на радиозарядку. Соседские дети выглядели сонными, но радостными. В пляжные сандалии набивался песок. Ворковали голуби, от большой дренажной трубы в синеватой тени тянуло сыростью и прохладой. После обеда мы вытаскивали шланг и баловались с водой. От сырой, почерневшей земли веяло особым запахом. Я могла целую вечность наблюдать за тем, как переливается на солнце струя воды, льющаяся из шланга. Иногда я видела на нашем балконе фигурку бабушки Коми, которая развешивала белье после стирки. Она не знала, что я на нее смотрю, и старательно тянулась вверх, чтобы прицепить на перекладину очередную вешалку с одеждой или нижним бельем. Тайком разглядывая ее издалека, я чувствовала, как во мне борются смущение и радость, а еще почему-то нарастает странная тревога: а вдруг так и останется навечно, я здесь, а она там?
До Токийского вокзала я добралась к восьми, и он уже кишел народом. За те годы, что я тут не была, ничего не изменилось. Время будто сложилось, как простыня, — конец к началу. Потоки людей устремлялись к турникетам и прочь от них. Если что и появилось тут нового, то это толпы иностранных туристов. С красной, обгоревшей кожей, одетые в топы, шорты и сандалии, они тащили огромные рюкзаки, которые от малейшего неправильного движения грозили опрокинуть владельцев на пол. То и дело на весь вокзал разносились объявления, разобрать которые было почти невозможно; что-то постоянно то гудело, то звенело, то дребезжало.
Я купила билет без места до станции Син-Осака, нашла ближайший синкансэн «Нодзоми» и встала в конец очереди к двери вагона. Войдя, я села у окна. Вскоре поезд мягко, без единого звука двинулся с места.
Около сорока минут он ехал на запад сквозь город, мимо жилой застройки и торговых центров, пересекая реки одну за другой. Постепенно городской пейзаж сменился полями и пустошами, и поезд начал нырять из туннеля в туннель. За окном показались горы и россыпь домиков у их подножия. Я увидела безлюдную дорогу, уходящую к горизонту между полей, и маленький грузовичок, который медленно ехал по ней вдаль. Черные крыши теплиц сверкали на солнце, вдали поднимались белые перья дыма. Провожая глазами ландшафт, я думала о том, что мне не суждено оказаться ни на этой дороге, ни на краю этого поля, ни на берегу этой реки и не суждено увидеть пейзаж, который открывается только оттуда. Человеческое тело такое крошечное, и нам отпущено так мало времени. Мир почти целиком состоит из мест, куда мы никогда в жизни не попадем.
Едва я вышла на Син-Осаке, как меня стеной обступила влажная духота. Вот оно какое, осакское лето, усмехнулась я, сквозь толпу пробираясь по лестнице на пересадку. Атмосфера города ощущается мгновенно, стоит шагнуть из поезда. Но в чем она? Если прислушаться к разговорам, то, конечно, узнаешь диалект. Но все-таки мне казалось, что дух этого города, который я сразу узнала, вернувшись в него много лет спустя, не только в языке. Может быть, я неосознанно обратила внимание на какие-то характерные местные жесты? Или осакский менталитет сквозит в еще более неуловимых вещах: в выражениях лиц, взглядах, походке? Или в Осаке люди чуть иначе стригутся и одеваются? Возможно, все понемножку. Исподволь наблюдая за людьми вокруг и слушая их разговоры, я села в подошедший поезд и устремила взгляд в окно. Но с каждым покачиванием состава, с каждым стуком колес на душе у меня становилось тяжелее и из груди вырывались вздохи.
Возвращение в Осаку не пробудило во мне ни радости, ни ностальгии. Скорее неловкость и легкое сожаление, как если бы я что-то перепутала и пришла на вечеринку, куда меня не приглашали. На часах было двадцать минут двенадцатого. Я предупредила Мидорико, что приеду, как и обещала, но не сказала, во сколько именно. «Главное, успей к семи, — попросила она. — Я как раз закончу с работой и сразу тебя встречу на Сёбаси, а оттуда пойдем ужинать». Чтобы успеть к обещанному времени, было достаточно выйти из дома после обеда. Но, честно говоря, прежде чем ужинать втроем, я собиралась встретиться с Макико, извиниться как следует за тот раз и помириться с ней. Макико жила в двадцати минутах езды на автобусе от станции Сёбаси. Я думала купить в магазинчике на Сёбаси ее любимые паровые пирожки со свининой и как ни в чем не бывало позвонить ей со станции. Потом мы могли бы выйти из дома пораньше и вместе выбрать какой-нибудь симпатичный подарок для Мидорико.