Летний ангел

— Малин, я предпочитаю собственную кровать дивану у тебя в гостиной.

— Ты прекрасно понимаешь, я не это имела в виду.

— Ты прекрасно понимаешь, это невозможно.

— Почему же невозможно? Просто зайти в спальню и лечь в кровать, разве трудно?

— Это глупо и не приведет ни к чему хорошему. Мы уже оставили позади…

Малин прикладывает палец к его губам, ощущая тепло его дыхания.

Она совсем близко к нему.

— Тсс, не говори больше ничего. Пусть сегодня ночью все будет по своим законам.

Янне смотрит на нее, она берет его за руку и ведет в спальню, и он идет за ней без малейших сомнений.

Твердой или мягкой.

Наказанием или наградой.

Такой бывает физическая любовь.

Грудь Янне прижата к ее груди, ее нога обвивает его торс — так давно это было, но она в точности помнит это ощущение его внутри себя, как он овладевает ею, и она одновременно успокаивается и возбуждается от этой не зависящей от нее памяти тела, знает, как двигаться, чтобы он заполнил ее так, как никто другой никогда не сможет.

Капли пота смешиваются.

Кто это дышит, я или ты?

Она закрывает глаза, снова открывает их и видит, что Янне опускает веки, словно оба пытаются заставить себя поверить — если не смотреть друг на друга, так вроде ничего этого и не происходит.

И они снова молоды, слишком молоды, и тонкая резиновая пленка рвется, и появляешься ты, Туве. Малин не сводит глаз с Янне, вся нижняя половина тела горит от боли, которая приятнее всего на свете.

С годами сознание догоняет тело.

Расстояние между чувством и мыслью о чувстве усыхает.

Она откидывается на спину.

Беззвучно и тяжело он опускается на нее, ее руки ощупывают его спину, где каждый квадратный сантиметр кожи — воспоминание.

Она отпускает вожжи. Превращается в ребенка, спящего на спине, закинув руки за голову.

Вернись ко мне.

Это любовь.

Пообещай, что ты не исчезнешь.

Ты спишь рядом, моя любимая Малин.

В предрассветных сумерках я вижу, как подрагивают твои губы, ты спишь беспокойно, тебя что-то тревожит?

Я только что укрыл тебя простыней.

Мы не будем говорить об этом ни завтра, ни когда-нибудь еще. Мы будем делать вид, что этого не было.

До свидания, Малин.

Янне выскальзывает из квартиры, прихватив с собой ключи от машины Малин, лежащие на столике в прихожей. Спускается на улицу.

Открывает багажник, достает свой чемодан. Поднимается в квартиру, кладет ключи на прежнее место.

Рассвет горячий, и серые камни церкви, кажется, вибрируют в слабом голубом свете встающего солнца.

Легкий запах пожара, который даже его профессиональное обоняние улавливает с трудом.

Он направляется к пожарной станции. Катит чемодан за собой.

На станции он переодевается в форму, с первой же машиной выезжает в леса, к очагам возгорания, направляется в самый жар и начинает бороться с адским пламенем.

Даниэль Хёгфельдт видел, как Янне — ведь его так зовут, бывшего мужа Малин, — вышел из ворот дома, где расположена ее квартира.

В его походке особый ритм.

Даниэль направлялся в редакцию раньше обычного. Проснулся среди ночи и уже не смог заснуть.

Теперь он сидит за своим письменным столом и думает об этом особенном ритме в движениях Янне, за которым угадывалась мягкость и, как ни странно, любовь.

«Я никогда не смогу с ним соперничать», — думает Даниэль и открывает в компьютере новый документ, потом сбрасывает со стола стопку статьей, найденных на слово «изнасилование», отправляет их в мусорную корзину.

Не в состоянии этим заниматься.

И сидеть здесь не в состоянии.

«Я должен пополнить силы, — думает Даниэль, — вернуть их. Снова найти искру. Но эта искра — не в том, чтобы писать историю изнасилований в Линчёпинге. Это сделает кто-нибудь другой. Может быть, ты, Малин?»

Сон этой ночи.

Мальчик, стоящий возле ее кровати и кричащий: «Мама, мама, помоги мне дышать».

Она отозвалась.

«Ты не можешь дышать?»

Мальчик отвечает:

«Нет, мама, помоги мне».

«Я не твоя мама».

«Ты моя мама. Правда?»

«Нет».

«Помоги мне дышать».

«Почему?»

«Потому что я твой брат».

«Ты не можешь дышать?»

«Нет, ты должна показать мне, как это делается».

— Надо же, как жарко! И так было все время?

Туве сидит над тарелкой с кефиром и хлопьями, Малин стоит возле мойки, допивает третью чашку кофе, готовится запихнуть в себя бутерброд.

— Все это время стояла дикая жара, Туве. И по телевизору сейчас сказали, что это будет продолжаться и дальше.

— Здорово. Тогда я могу поехать искупаться.

— С Маркусом?

— Ну да, с ним или с кем-нибудь из подруг.

— Ты должна мне сказать, с кем пойдешь купаться.

— Разве я не имею права купаться, с кем захочу?

— Прочти газету, и ты узнаешь, почему я хочу знать, где ты и что делаешь.

Туве листает «Корреспондентен». Там несколько страниц об убийствах. Один из заголовков: «Полиция молчит».

— Ужас, — говорит Туве, даже не спрашивает, расследует ли мама это дело, — знает, что именно этим она и занимается. — Так это не тот, которого вы уже засадили в изолятор?

— Туве, это по-настоящему страшно, — говорит Малин. — Да, у нас в изоляторе сидит один подозреваемый. Но ты должна быть осторожна. Не ходить одна. И сообщай мне, где ты.

— Ты имеешь в виду — по вечерам?