Летний брат

— А ты знал, что наш постоялец не может иметь детей?

— А? — па смотрит на меня. — Ты чего там болтаешь?

— А он хотел детей. И она тоже.

— Чего-чего?

— Он мне сам рассказал.

— Когда?

— Пока тебя не было, он заходил.

— Вот, значит, что он тебе рассказывает?

— С Луизой хотел.

— А это кто еще?

— Его жена. Но она ему не перезванивает.

— Так наш мешок с деньгами еще и женат?

Здорово, когда мне есть что рассказать па. Хоть это и не бог весть что.

— А почему эта Луиза его вышвырнула?

— Мне-то откуда знать?

— Ну как, он же тебе все рассказывает?

— Я просто сам спросил. А он ответил.

— Сам спросил?

Я кивнул.

— Я его тоже спрашивал, но наш мистер сказал только, что все очень сложно.

— Эмиль не очень любит расспросы.

— Но твои любит, очевидно.

— И кому попало не рассказывает.

Я хочу еще добавить, что, по словам Эмиля, па со мной повезло, но объяснить, почему ему повезло, я не смогу.

— А зачем еще он приходил? Какие-то проблемы?

В том, что я еще могу рассказать, слишком часто звучит слово «ма», так что я отрицательно мотаю головой.

— Так что, больше ничего не хочешь рассказать?

Я не могу понять, он считает, что я знаю слишком мало или слишком много.

— Он просто вел себя любезно.

— Любезно, значит… — повторяет па.

Вдруг вдали появляется автобус, но у поворота замедляется, будто в сомнениях.

— Притворись, что мы просто случайно мимо проходили.

Па, рисуясь, выходит на середину дороги, жестами показывает шоферу, что дальше не пойдет и что тот должен развернуться. Позади шофера подпрыгивают и трясутся на кочках и ухабах головы. Слышен скрип жестких заржавелых рессор. Люсьен — на самом последнем сиденье. Девочка со стянутым в одну точку лицом злобно смотрит на меня. А я надеялся увидеть там Селму. Она могла бы проводить Люсьена. И пока па улаживал бы все формальности с шофером, я бы показал ей наш холодильник и предложил бы ей напиток. И это не было бы чем-то странным, просто проявление гостеприимства. Сейчас жарко, все хотят пить. А Люсьен начал бы с таким энтузиазмом раскачиваться в своем кресле-каталке, что па сразу же решил бы, что Селма — его девушка. И когда мы стояли бы друг напротив друга у холодильника, полоски тени от жалюзи падали бы ей на лицо. Рико лизнул бы ее соленую коленку, и она захихикала бы. А я бы выждал подходящий момент, чтобы сказать, как мне жаль, что я вел себя некрасиво. И что иначе было нельзя. И что я был бы не прочь поцеловаться по-настоящему. Селма бы улыбнулась и протянула мне свой пустой стакан, потому что сначала она хотела попить еще. Тем временем па был бы очень занят заполнением всяких бумаг. И Селме разрешили бы остаться на обед, если мы обещали бы привезти ее попозже обратно. И мы бы пошли к Ногтю за картошкой фри.

— Можешь уже разворачиваться! — кричит па шоферу и рисует рукой полукруг, показывая, куда ехать. Окошко со стороны водителя ползет вниз. Па фамильярно засовывает руку внутрь и показывает Люсьену на заднем сиденье большой палец. Мне не слышно, что они там обсуждают.

Автобус разворачивается, начинают мигать аварийные огни. Па шлепает ладонью по задней двери, которая вся в пыли, дергает за ручку. Но дверь, само собой, еще закрыта.

— Шевалье? — Худой бородатый мужчина медленно и скованно, словно в спину ему вставили железную спицу, обходит минивэн сзади.

— Мы ждали вас еще полчаса назад.

— Нигде не мог отыскать нужный номер, — говорит он, отмахиваясь от осы. — Где ваш дом?

— Он там, дальше, — отвечает па и жестом показывает на все еще закрытую дверь. — Мы пошли вам навстречу.

— Вообще, я должен довезти клиента до порога.

— Кажется, вам еще много кого надо доставить. — И в повисшей тишине па добавляет: — Кстати, там за поворотом дорогу ремонтируют, так что вам там все равно не проехать.

Как только задняя дверь открывается, все головы оборачиваются и пытаются что-то разглядеть из-за подголовников. Кроме головы Люсьена. На ручках его кресла-каталки болтается холщовая сумка. Я помогаю па выдвинуть алюминиевый пандус. Пока кресло Люсьена отстегивают, па делает пару шагов назад и оказывается рядом со мной.

— Ну вот и твой брат.

Прежде чем отправиться дальше, автобус ждет даже слишком долго. Бледная кожа на голове у Люсьена почти что светится из-под его темных волос. Ногами он нетерпеливо натягивает ремешки на подножках, а руками пытается вытереть у себя из глаз солнце, словно это шампунь. Головой он вертит во все стороны, но яркий свет льется на него отовсюду. Наконец автобус, пропустив вперед груженную древесиной фуру, выезжает на шоссе.

— Мда-а, — протянул па. Мы оба смотрим на Люсьена. Только теперь, когда он не утопает в своей кровати, а сидит тут посреди дороги в своем взятом напрокат кресле-каталке, я вижу, какой он все-таки маленький. В шею ему впивается воротник застегнутой на все пуговицы рубашки-поло, которая свисает с плеч. И эти его узловатые кривые ноги.

— Феффе, — издает он.

В холщовой сумке я обнаруживаю маленькую сумочку с умывальными принадлежностями, шесть баночек яблочного повидла и его кружку. Я надеялся на привет от Селмы, хотя бы записку.

— Давай посадим его в тень, — предлагает па.