И тут она начинает перечислять, кому:
— Нино. Женщине за компьютером. Субиде. Учителю ходьбы…
Но я уже ничего больше не слышу.
— Мы можем вместе, только если никто не видит, — продолжает она. — Хорошим будь, — просит, — хорошим будь.
Я чувствую запах шампуня у нее на волосах, ощущаю тепло ее живота, когда он прикасается к моему. Затем прижимаю ее спиной к двери туалета.
— Пли-и-и-из?
— Ты просто… — Я не знаю, как это назвать. — Думаю, тебе нельзя иметь детей.
В дверь стучат чем-то тяжелым.
— Кто здесь? — стучат еще раз. — У вас там всё в порядке?
Селма боится.
— Подойди, пожалуйста, — раздается еще один голос, но обращаются уже не к нам. — Можешь Нино отвести?
— Да-да, иду.
Слышится скрип подошв и что-то неразборчивое вдалеке.
— Нино, а ну отпусти.
— Селма, ты там?
— Да, — практически беззвучно отвечает она.
— Тс-с-с, — шикаю я.
— Селма? Это я, Зубида. Можешь открыть дверь?
Тишина.
— Селма, ты там одна?
Другого выхода отсюда нет, а шкафчики слишком малы, чтобы я смог там спрятаться.
— Тут все нормально, — пытаюсь как можно строже произнести я. — Селмы тут нет.
— Я вхожу.
Слышится звяканье связки ключей, возня с замком.
— Не входите!
Но в этот же момент дверь распахивается.
Сначала Зубида видит меня. Потом замечает Селму. Футболка у нее задралась до самого лифчика, она испуганно уставилась в пол. Кажется, что голова стала непосильно тяжелой для ее шеи.
— Она неожиданно вошла. Я был в туалете. И она все равно вошла. Как вы только что!
— Оставь вот это вот при себе, — отрезала она.
— Но я не вру!
— А ты, значит, всегда без рубашки писаешь?
Я смотрю на свой голый живот.
— Так это, значит, ты был!
— Вы о чем?
— Селма уже несколько дней говорит о детках. С каким-то тайным братом. Я еще подумала о тебе, но мне казалось, что ты не мог бы выкинуть такое.
Трясущимися кулачками Селма трет глаза и падает в объятия Зубиды.
— Ты не должна так делать, милая. Ты же ведь это знаешь? Мы же с тобой договорились.
— Мы ничего не сделали! Это все она начала!
— Придержи язык!
Зубида оправляет футболку Селмы и выводит ее в коридор.
— Давай, одевайся!
— Это была ее идея!
— Сюда иди. Нам нужно побеседовать.
Селма стоит в коридоре, уставившись в пол. Носки ее туфель смотрят друг на друга. Язычки липучек закручиваются на концах.
— Я ей тоже понравился.
— Конечно, ты ей понравился.
— Ей девятнадцать.
— С девочками, как Селма, все немного по-другому. Мне же тебе это не надо объяснять?
— Она не похожа на других девочек.
— Ну вот, тогда ты понимаешь, что я имею в виду.
— Нет, я в том смысле… Она как… как Селма. Она такая одна.
— Так нельзя. И точка.
Почти из-за каждой двери выглядывают любопытные пациенты, не стараясь остаться незамеченными. Двойные двери в конце коридора распахиваются, и на нас надвигается Тибаут.
— Ты больше к Селме не подойдешь. Понял?
— Ну скажи ты им что-нибудь, — прошу я Селму. На линолеум рядом с ее ногой падает капля. И еще несколько. Это не слезы.
— Отведи Селму, пожалуйста, в ее комнату, — просит Зубида Тибаута через плечо. — Ей надо поменять штаны.
— Конечно.
Селма покорно дает себя увести, закрывая лицо руками.
— Чтобы я тебя никогда больше рядом с ней не видела. Я ясно выражаюсь?
— И нам нельзя…
— Нет, — перебила она меня. — И чтобы я тебя вообще здесь больше не видела.
— Но я же не…
— Никаких но. Иначе все расскажу твоему отцу.
— Если вы это сделаете, — взорвался я, — то я всем расскажу, что вы тут людей убиваете! Всеми этими таблетками, которыми вы их кормите! Хенкельманн…
— Послушай-ка меня хорошенько… — говорит Зубида.
— Зачем это? Люсьен все равно сюда никогда больше не вернется!
Вдруг Селма разворачивается и кричит:
— Нино-о-о-о!
Он стоит дальше по коридору. Она вырывается из рук Тибаута. Тот хочет ее догнать, но Зубида жестом показывает не бежать за ней.
Селма берет лицо Нино в руки, проводит большими пальцами ему под глазами, а потом прижимается к нему всем телом, пока он злобно разглядывает потолок. Не говоря ни слова, вообще ничего не делая, просто стоя рядом, Нино ее успокаивает.
Автобус с пациентами сигналит мне, когда я, виляя, выезжаю с территории через ворота. Стрелочка на спидометре, дрожа, подползает к отметке пятьдесят. За один присест я, не останавливаясь, добежал от Селмы до мопеда. Я хватаюсь за руль, наклоняюсь вперед и сжимаю покрепче зубы, будто от этого смогу ехать еще быстрее. Глаза мне застилают слезы, и все расплывается, но я боюсь отпустить руль, чтобы вытереть их.
Дорога через лес кажется гораздо длиннее, чем на пути туда.
Мне навстречу едут грузовики, мимо проносится автобус. А потом легковая машина. Слишком поздно я замечаю, что это наш пикап. От испуга я выворачиваю руль в сторону, проезжаю по острому краю асфальта у обочины и снова выезжаю на проезжую часть. Па меня, к счастью, не заметил. Во всяком случае, я так думал.
Позади меня завизжали шины. Это па разворачивает машину через обочину. Затем он бросается за мной, как чудовище, которое хочет раздавить меня. Я надеюсь на лесную тропку, куда я мог бы свернуть. Быстрее, быстрее. Но мопеду не разогнаться больше пятидесяти километров в час.