Летний брат

Я даже роняю свой мопед.

— Уезжаете?

Эмиль кивает.

— Это из-за вчерашнего? Я не хотел, чтобы он вам все это говорил. Я ему о Луизе ничего больше не рассказывал.

— Я знаю.

— Обещаю, я верну вам деньги.

— Дело не в этом.

— Вам нельзя уезжать. Мне нравится, что вы здесь живете. Мы можем чаще ходить гулять, если хотите.

— Очень мило с твоей стороны, но я уже принял решение.

Я ковыряю поролоновую подкладку шлема.

— А как же рыбки? Вы аквариум что, здесь оставляете?

— Нет, но его я загружу последним.

— И мы больше никогда не увидимся?

— Конечно, увидимся.

Я знаю, что он врет, но мне хочется ему верить, от этого как-то легче, не так плохо. Мы оба немного молчим.

— Ты к девушке своей хотел поехать?

— Я ей обещал.

Эмиль вздыхает.

— Я могу немного подождать.

— Чего?

— Твоего возвращения.

— И присмотрите за Люсьеном?

— Если только ты четко скажешь мне, что я должен делать.

Мне захотелось его обнять. Я быстро завожу мотор и натягиваю шлем.

— Вам надо время от времени поглядывать. Отсюда. Из окна смотреть. И все. А если он вдруг выйдет на улицу, вам просто нужно положить его руку себе на плечо, и тогда он пойдет за вами. А у вас есть еще пустые бутылки?

Эмиль отрицательно покачал головой.

— А что твой отец? Неприятности мне не нужны.

Я поддаю газу, пока он не передумал.

— Я вернусь раньше, чем он.

В подтверждение я плюю на траву между двух пальцев.

— До скорого!

51

Селма стоит у главного входа.

— Откуда ты знала, что я приеду?

Я осматриваю вестибюль, за стойкой регистрации никого. Если мы быстро проскочим, никто и не заметит, что я вошел внутрь.

— Это секрет, — шепчет она в ответ.

— Что?

— На гор-шок!

Нино тоже здесь.

— А он не может где-нибудь в другом месте подождать?

— Нино мне друг.

— Но я же специально приехал! К тебе, а не к нему!

Я не верю, что он и правда слепой. Своими злыми глазками он постоянно зыркает в мою сторону.

Проходя мимо бывшей комнаты Люсьена, я мельком заглядываю внутрь. Место, где раньше стояла кровать Хенкельманна, — это будто освободившееся парковочное место между двумя тумбочками. Но его светящаяся елка все еще там.

— Он умер?

Селма, кажется, меня не слышит. Двери лифта открываются. Наверное, кто-то показал ей, как работают кнопки. Нино идет с ней до самого лифта.

— Пойдем, пойдем, — зовет она его.

Двери закрываются. Селма задумалась, хоть кнопки там всего две. Я быстро жму на верхнюю.

Может быть, Хенкельманн не умер, а просто переехал в комнату потише, чтобы там спрятаться от смерти. Или его переселили, потому что он вдруг неожиданно выздоровел. Но на доске рядом с лифтом висит его фотография. Чьи-то руки прижимают к его щеке морскую свинку. Почти такое же фото висело и на магнитной доске у кровати Люсьена. Может, это даже одна и та же морская свинка. «Чуть-чуть не дожил до сорока» — написано там. И что по нему будут очень скучать.

Селме не терпится. Она тащит меня за собой, и я покорно вхожу в широкие двери туалета.

— Будем животиться?

Она уже внутри. Нино следует за ней.

— А разве он не может остаться в коридоре?

— Нет, — отрезала Селма.

Как можно незаметнее я надавливаю каблуком ботинка на пальцы Нино, чтобы он почувствовал, как сильно я не хочу его здесь видеть. Но он намека не понимает.

Я сжимаю пластиковый квадратик в кармане брюк, и резиновое колечко внутри скользит туда-сюда. Только после моего обещания в следующий раз привезти ей энергетик Селма соглашается, что Нино может подождать снаружи.

Как только дверь закрывается, я снимаю рубашку. Селма не раздевается.

— Гладить, — говорит она. Ей хочется, чтобы я сначала дотронулся до ее живота руками. Пальцами я сжимаю прохладную кожу у нее над бедрами.

— Нельзя.

— Что?

— Вот так гладить. — Она направляет мои руки к своему пупку. — Чувствуешь?

— Да.

Я думал, она имеет в виду, чувствую ли я, какой мягкий у нее живот. Я рисую руками круги, дохожу до косточек ее бюстгальтера.

— Не туда, дурачок. Вни-и-и-и-из.

— Здесь?

— Мош быть…

— А здесь?

Я надеюсь, что мы еще будем животиться.

— Чувствуешь?

Она так сосредоточилась и от этого так крепко сжала веки, что я практически не вижу ее ресниц.

— Там такое…

Из коридора раздается гудение Нино.

— Что там? Что я должен почувствовать?

Ручка двери дергается.

— Тс-с-с! — шикает она и прогибается в спине так, что ее живот еще больше выпирает вперед. — Дети.

— Что?

Я отдергиваю руки, будто схватился за провод под напряжением. Селма смотрит на меня с испугом. Но потом улыбается широкой довольной улыбкой.

— Дурачок…

— Нет! — почти кричу я. — Неправда!

— Правда, дурачок.

Она крутится, как в пируэте, красуясь передо мной.

— Откуда же там взялся ребенок?

— От того, что мы животились. Два ребеночка, близнецы.

— От того, что мы животились? Дети появляются только после того, как сделаешь ЭТО! Без презерватива.

— Не-е-ет. Детки живут тут… — она прижимает указательный палец к пупку. — Если животиться, — захихикала она.

— А ты еще с кем-нибудь животилась? Нино поэтому твой друг, да?

— Нет, дурачок. Только с тобой.

— Отпусти меня. Никого там нет. Тебе вообще нельзя иметь детей.

— Есть! — с дрожью в голосе кричит она в ответ. — Я чувствую!

— А ты кому-нибудь уже рассказала об этом?

— Всем!

— Всем?