— Вот это хорошо бы выяснить. У вас нет фотографий этих двух женщин получше?
Он покачал головой:
— Нет. Их ни разу не арестовывали. В досье только те, что я вам дал.
— Значит, в своем деле они мастаки. — Я взял фотографии в руки. К ним крепились канцелярскими скрепками листки бумаги с кое-какими данными: официальными адресами, известными знакомыми — ничего особенно полезного. — Мгновенных результатов не обещаю.
— Серьезные дела редко делаются мгновенно. Что вы хотели бы от меня еще, мистер Дрезден?
— Аванс, — сказал я. — Тысячи пока хватит. И еще мне нужно описание пропавшего артефакта — чем подробнее, тем лучше.
Отец Винсент понимающе кивнул и достал из кармана пачку банкнот, стянутых стальным зажимом. Он отсчитал десять портретов Бенджамина Франклина и протянул мне.
— Артефакт представляет собой прямоугольный кусок льняной ткани размером четырнадцать футов и три дюйма на три фута и семь дюймов, ручной работы. На ткани имеется ряд пятен и…
Я поднял руку, хмурясь:
— Погодите-ка. Откуда, вы сказали, украдена эта вещь?
— Из собора Святого Иоанна Крестителя, — ответил отец Винсент.
— В Северной Италии, — сказал я.
Он кивнул.
— В Турине, говоря точнее, — сказал я.
Он снова кивнул с непроницаемым выражением лица.
— Значит, кто-то украл чертову… извините, Туринскую плащаницу? — выдохнул я.
— Да.
Я откинулся на спинку стула, тупо глядя на фотографии. Это меняло дело. Еще как меняло.
Плащаница. Предположительно, погребальный саван, в который Иосиф Аримафейский обернул тело Иисуса после снятия с Креста. Креста с большой «К». Ткань эта, предположительно, оборачивала тело Христа, когда Он воскрес, и на ней отпечатались Его образ, Его кровь.
— Ух ты, — сказал я.
— Вам много известно о плащанице, мистер Дрезден?
— Не слишком много. Погребальный саван Христа. В семидесятых ее подвергали куче анализов, и ни один не смог достоверно опровергнуть это. Несколько лет назад она едва не сгорела при пожаре в соборе. Ходят легенды, будто она обладает целительной силой и будто ее до сих пор охраняет пара ангелов. Ну, рассказывают многое — всего не упомнить.
Отец Винсент положил руки на стол и наклонился ко мне:
— Мистер Дрезден, плащаница — едва ли не самая ценная реликвия Церкви. Это могущественный Символ веры, в котором множество людей видит святыню. Он важен также в политическом отношении. Риму совершенно необходимо, чтобы его вернули Церкви как можно быстрее.
Несколько мгновений я молча смотрел на него, пытаясь сформулировать вопрос по возможности корректнее.
— Вас не слишком оскорбит мое предположение, что плащаница… как бы сказать… имеет и магическую ценность?
Винсент поджал губы:
— Я лишен иллюзий на этот счет, мистер Дрезден. Это кусок ткани, а не ковер-самолет. Вся ценность его носит исторический и символический характер.
— Угу, — пробормотал я.
Адские погремушки, уйма магических энергий порождается именно такими причинами. Плащаница была древней, ей приписывали чудесные свойства, и в это верило множество людей. Этого более чем достаточно, чтобы сообщать ей энергию.
— Некоторые могут считать иначе, — заметил я.
— Конечно, — согласился он. — Вот почему ваше знание местных оккультных кругов может оказаться бесценным.
Я кивнул, размышляя. Все могло обернуться совершенной банальщиной. Кто-то мог украсть ветхую от древности тряпку для какого-нибудь психа, который верит, что это волшебная простыня. Ведь вполне возможно такое, что плащаница — не более чем символ, древняя вещица, исторический артефакт, но не критически важный.
Конечно же, оставалась еще вероятность, что плащаница подлинная. Что она действительно касалась Сына Божьего, когда Его воскресили из мертвых. На всякий случай я не стал развивать эту мысль.
Впрочем, так или иначе, если плащаница заключает в себе хоть толику магических сил, игра может обернуться совсем по-другому. Гораздо опаснее. Из всех жутких, темных, злобных сил я не мог представить себе ни одной, которая, заполучив плащаницу, не проделала бы над ней чего-нибудь малопривлекательного. Так что в игре вполне могли участвовать сверхъестественные силы любого рода.
Впрочем, и без того одних смертных хватало, чтобы призадуматься. В это дело могли быть вовлечены и Джон Марконе, и чикагская полиция — а заодно и Интерпол, и ФБР. В принципе, когда нужно отыскать кого-либо, копы и без привлечения сверхъестественных сил справляются весьма неплохо. Так что имелись шансы, и немалые, что они в течение нескольких дней смогут найти похитителей и вернуть плащаницу.
Я перевел взгляд с фотографий на деньги и живо представил себе, сколько счетов смогу оплатить с помощью этой славной толстой пачки. И — если мне повезет, — отрабатывая эти деньги, я, возможно, сумею не вляпаться в неприятности. Нет, правда.
Я честно верил в это.
Я сунул деньги в карман. Потом забрал и фотографии:
— Как мне связаться с вами?
Отец Винсент написал номер на листке гостиничного блокнота и протянул мне:
— Вот. Пока я здесь, меня можно найти по этому номеру.
— Хорошо. Не могу обещать ничего конкретного, но посмотрю, что можно сделать.
Отец Винсент поднялся из-за стола: