Лето 1969

Но Кейт знает. Она ощутила сына. И совсем не так, как раньше, когда думала о нем. Чувство было моментальным, интуитивным.

– Приезжай сегодня, – просит она.

Сегодня пятница. Дэвид забронировал место на шестичасовой паром вместе со всеми остальными адвокатами, врачами и бизнесменами Бостона.

– Приезжай прямо сейчас. Пропусти работу. Пожалуйста, Дэвид. – Если Тигр мертв, они пошлют кого-нибудь в Бруклин. – Оставь записку на входной двери. Чтобы нас могли найти.

– Хорошо, – шепчет Дэвид.

Кейт не может рассказать девочкам, потому что не хочет, чтобы те разнервничались.

Вся семья наслаждается августом. Все, кроме нее, счастливы. Джесси и Экзальта вернулись из клуба. Сегодня у Джесси был последний урок, дочь получила сертификат и записку от тренера Сьюз: «Я очень рада, что этим летом познакомилась с Джессикой. У нее задатки отличной теннисистки. К тому же Джесси – чудесный человек». Кейт улыбается:

– Какое милое письмо! – Но голос звучит неискренне.

– Надо это отпраздновать! – восклицает Экзальта. – Может, поужинаем в саду ресторана «Шантеклер»?

– Я не могу, мам, – отказывается Кейт.

– Почему?

– Следующим паромом приезжает Дэвид.

– Так рано? – Экзальта вовсе не рада.

– И я подожду папу! – поддерживает Джесси.

– Нет-нет, отправляйся с бабушкой! И Кирби захватите! – спешно говорит Кейт.

Дэвид заходит в дом. Она сидит на краешке кровати, сжимая прошлогоднюю фотографию всей семьи.

Кейт боится спуститься и поприветствовать мужа, вдруг у того плохие новости. Они встречаются на середине лестницы, и Дэвид сразу говорит:

– Ничего.

Ничего. Прошлой ночью никто не приходил в дом, никто не звонил.

«Сколько же так будет продолжаться?» – мучается Кейт.

– Пойдем со мной в церковь, – просит она. – Мне надо помолиться.

Дэвид вздергивает бровь.

– В церковь? – Он кивает. – Катарина Николс, пусть это послужит подтверждением, что для тебя я сделаю что угодно.

Они выходят и направляются вниз по Фэйр-стрит. Дэвид – еврей, а евреи, как правило, не молятся в христианских церквях. Кейт и Дэвид женились в Государственной резиденции штата Массачусетс. Брак скреплял судья, с которым Дэвид был знаком по работе. Родители жениха, Бад и Фрида, прилетели из Флориды, чтобы быть свидетелями, а после пригласили молодоженов на ужин в «Локе-Обер»[60]. Экзальта отказалась присутствовать и не разрешила пойти Пенну, хотя отец тайно организовал лимузин, чтобы доставить Кейт и Дэвида в гостиницу в Беркшире на трехдневный медовый месяц. Все понимали, что Экзальта против брака, потому что зять – еврей.

То, что Дэвид еврей, никак не влияет на их супружескую жизнь. Кейт водит детей в церковь на Пасху и Рождество, а раз за лето они посещают вечернюю службу в церкви Святого Павла.

Вначале Кейт думает пойти именно в церковь Святого Павла. Это красивый собор с органом и настоящими витражами от Тиффани. Семья Николс уже несколько поколений состоит в приходе церкви Святого Павла, хотя Кейт признает, что это скорее социальное, чем религиозное мероприятие. Она преклонит колени на вышитую подушечку, будет смотреть на свет, проникающий через роскошные окна, и молиться – и Дэвид станет молиться вместе с ней. Но в последний момент Кейт передумывает и переходит улицу к Квакерскому дому собраний. Дэвид расслабляется.

Он распахивает деревянную дверь, и они входят в простой молитвенный дом. По обе стороны прохода стоят деревянные скамьи, впереди возвышение с сиденьями; четыре простых окна на двадцать четыре стекла. Помещение излучает святость, чистоту и свет, которые так нужны Кейт. Она знает, что квакеры ценят молчаливое сосредоточение. Церковь для них – это когда два или больше людей молятся вместе, ничего общего с кирпичами и раствором.

Кейт садится. Дэвид садится. Кейт склоняет голову. Дэвид берет ее за руку.

Они и есть церковь.

Ричард Пеннингтон Фоли. Тигр. Кейт закрывает глаза и видит его пухлые младенческие ножки и круглые щечки. Слышит хихиканье сына, когда того щекочут сестры. Видит, как он дуется из-за бобов в тарелке, – позже Кейт найдет их расплющенными под ковром в комнате Тигра. Она помнит, как сын гонялся за чайками на пляже, скакал по камням, хватал крабов за задние лапы и размахивал ими – клешнями и всем остальным – перед сестрами. Вспоминает, как Тигр тщательно застегивал пуговицы на рубашке и смачивал волосы перед ужином с Экзальтой в «Юнион Клаб». Вспоминает, как от него пахло после футбольной тренировки – потом, травой, гордостью. Кейт видит Тигра в прыжке за мячом, как сын прокладывает себе путь в конечную зону. Он был таким превосходным игроком, что мать почти смущалась. Она видит сына с Мэджи в ночь перед отправкой, его подбородок лежит на голове подруги, а глаза закрыты, как будто он запоминает ощущения. Кейт тогда отвернулась, решив, что их отношения ненастоящие, ведь те завязались так недавно. Мэджи бросила бы Тигра ради первого попавшегося свободного мальчика. А вот Кейт никогда не оставит сына.

И Тигра никем не заменить. Она его мать. Навсегда.

Если сын погиб, думает Кейт, она никогда не оправится. Все будет кончено.