Нормально, – говорит Арт, – мать Элизавет нормально. И ее партнерша нормально. Но теперь в доме для нас всех стало тесновато. Поэтому мы с Элизавет превратили гостиную в спальню. Лучше мне слишком долго не висеть на телефоне. Так вот. Я уже сказал. Мы могли бы, в смысле, ты и я, Арт и Шарлотта, делать так каждый день, чисто символически, приоткрывать дверцу в день другого.
Я тебя услышала, – говорит она. – Ты говоришь, что я чисто символическая.
Нет, – говорит Арт.
Ты спрашиваешь, устроит ли меня, если ты будешь звонить мне или я буду звонить тебе каждый день, – говорит она. – Да?
Да, – говорит Арт. – Но… потом мы слушаем то, что один из нас говорит другому, уходим и
Шарлотта смотрит на полоску света, пробивающегося из-за края шторы.
Шарлотта? – говорит Арт. – Ты здесь? Алло?
Ну и какой же подарок ты собираешься подарить мне из своей самоизоляции сегодня? – говорит Шарлотта.
Ладно, для примера, – говорит он. – Я только что увидел, как мимо окна пролетел голубь, и в клюве он держал длинный кусок веточки, и он был такой длинный, настолько больше птицы, что ей, птице, было как бы неудобно с ним лететь. Но голубь все равно летел. Ему постоянно приходилось восстанавливать равновесие, делать поправку на то, что его кренит набок. Но он летел.
Тишина.
Затем:
Это
Э-э, – говорит Арт.
Визуальный итого твоего дня? – говорит Шарлотта. – То насущное, что ты увидел и захотел мне рассказать?
Да, – говорит Арт. – Но… Ясное дело… Потому что… потому что, увидев это, я понял, понимаю, так ведь, что голубь собирается свить из веточки гнездо. И что сейчас это имеет очень глубокий смысл в нашем мире, где кругом такой сюр и все трещит по швам, как кажется многим, особенно тем, кто завис у себя дома. Тогда как в природе живые существа спешат
Хорошо, – говорит Шарлотта. – И ты думаешь, что стоило бы рассказать об этом всему миру, сидящему на карантине,
Зачем ты препятствуешь моему безобидному анализу того, что я испытал, моему решению связаться при помощи этого с другими и позволить им связаться со мной и тобой? – говорит Арт.
Я не препятствую, – говорит Шарлотта.
Что-то ты резковата, – говорит Арт. – Я уже забыл, какая ты неромантичная.
Лучше уж быть неромантичной, чем пошлым, отупевшим от любви романтиком, – говорит Шарлотта.
Ты ревнуешь? – говорит Арт.
Нет, – говорит Шарлотта.
Аж полегчало, – говорит Арт. – Когда ты такая ворчливая, я словно физически нахожусь рядом с тобой. Ну так вот. Теперь ты расскажи мне о том, что подумала или увидела. И потом мы уйдем и запишем свою версию рассказанного другим, а затем выложим оба варианта, свой собственный и чужой. А потом… думаешь, мы должны это выложить на сайте «Арт на природе»?
Шарлотта наматывает шнурок своих пижамных штанов вокруг пальца так туго, что палец начинает пульсировать. Затем она так же быстро сдергивает шнурок с пальца.
Я тут подумала, – говорит она. – Вряд ли я хочу и впредь продолжать работу над нашей площадкой «Арт на природе».
Тишина.
Я собиралась сказать, – говорит она.
Хорошо, – говорит он. – Ладно. В общем, да. Ты права. Площадка должна измениться. Она должна напрямую отвечать новой ситуации. Ну и… Может быть, нам назвать ее как-то иначе, как-нибудь по-новому? Давай «Арт в народе»?
А давай «Арт не в моде»? – говорит Шарлотта.
А, – говорит Арт. – Понимаю.
Я хочу сказать, что не желаю заниматься проектом «Арт на природе» больше вообще, – говорит она.
В смысле, ты покидаешь проект? – говорит он.
(Голос у него теперь обиженный.
Отлично.)
И в любом случае, – говорит она, – если бы мы даже
В каком смысле? – говорит Арт.
Просто суть искусства,
Сидя в темноте, Шарлотта теребит ногтем большого пальца покрасневшую содранную сторону ногтя на другом пальце.
Ну тогда давай расскажи мне в очередной раз, как будто я сам не вправе знать или решать для себя, а ты единственный авторитет, в чем же