Лето

Подумать только. Раньше она, Шарлотта, называла себя сетевой активисткой, а теперь поняла, что была всего-навсего лайтовой революционеркой из комедийного шоу в духе «Доброй жизни» и «Благослови этот дом»[68], – ностальгирующей революционеркой. А ведь она родилась через два десятилетия после того, как прогремели 70-е, и она узнала, прочитав бесчисленное множество книг и просмотрев бесчисленное множество фильмов, что это десятилетие было одним из самых яростно политизированных, дальновидных и раздробленных в истории, и в своей диссертации о культуре 70-х она подробно остановилась на том, почему Гилберт О'Салливан, будучи взрослым человеком, решил носить одежду школяра 40-х, пытаясь внедрить свои первые песни в популярную культуру, и о том, какое это имело значение для его последующих текстов, мест в хит-парадах и культурного наследия[69].

Шарлотта. Всего-навсего революционерочка в духе «снова один (разумеется), как бы я ни старался, почему, о почему, о почему»[70].

К примеру, единственным словом, которое она реально услышала, реально узнала в этом характерном для Айрис словоизлиянии, было слово «взрыв». Шарлотта узнала это слово, поскольку в тот самый момент прямо у нее над головой как бы взорвалась бомба, лишив ее всех чувств и когнитивных способностей, оставив накренившейся, странно оглохшей, не способной ничего возразить.

Мне очень жаль, Айрис, – сказала Шарлотта. – В последнее время я ощущаю очень сильное разобщение.

Да нет никакого разобщения, – сказала Айрис.

Айрис – тетка Арта. Шарлотте она не родственница. Она матерая левая активистка. Не говорит Шарлотте, сколько ей лет, но, наверное, за восемьдесят. Гринэм, Портон-Даун. Еще, судя по всему, много лет назад она помогала руководить своего рода коммуной в этом самом доме. Потом коммуну кто-то вытурил, и дом остался необитаемым и разрушающимся.

Затем мать Арта, женщина с деловой хваткой, сестра Айрис, которой здесь раньше нравилось, выкупила пустой обваливающийся дом и отремонтировала его. Айрис вечно вскрикивает, натыкаясь на стены, которых не было, когда она раньше здесь жила.

Затем мать Арта умерла, оставив дом со всем его содержимым Арту с оговоркой, что Айрис сможет жить здесь до самой смерти.

Затем Арт с Шарлоттой перевезли сюда свою команду «Арта на природе», чтобы она жила здесь же. Бесплатно.

Теперь, когда все изменилось, она и чужая тетка – единственные люди, живущие в этом ячеистом доме. У каждой в распоряжении один этаж. На этаже, где находится комната Шарлотты, еще шесть спален. Шарлотта уже три дня не видела остальной части дома и этого этажа, за исключением этой комнаты и соседней ванной. «Я мигом», – сказала Шарлотта Айрис. Это было три дня назад.

Каждый вечер Айрис стучит в дверь и оставляет снаружи тарелку с едой и кувшин воды.

В первый вечер она сказала:

Температуришь?

Нет, – сказала Шарлотта из-за двери.

Кашель? – сказала Айрис.

Нет, все нормально, – сказала Шарлотта. – Правда. Я здорова.

Значит, ты самоизолируешься не потому, что больна? – сказала Айрис.

Нет, – сказала Шарлотта. – Я самоизолируюсь потому, что очень хочу побыть в изоляции.

Ладушки, – сказала Айрис. – Скажешь, если станет плохо или почувствуешь какие-нибудь из этих симптомов. Или вообще какие-нибудь симптомы. Или если что-то понадобится. Я буду проведывать тебя каждый день, если ты не против. Не спеши никуда.

Шарлотте Айрис слегка напоминает живую изгородь, как бы та выглядела, если бы художник-мультипликатор придумал персонажа, который должен быть живой изгородью. Волосы у Айрис растрепаны. Она смотрит сквозь них живыми птичьими глазами. Насколько может судить Шарлотта, Айрис отчасти воспитывала Арта.

Айрис никогда о себе не рассказывает. Зато говорит что-то типа такого:

«Да, для нас здесь сейчас все это – сюр. Но где-нибудь в таком положении нет ничего чрезвычайного. Мы наивно полагаем, что обычная жизнь не такая пиздец сюровая для большинства людей, которые кое-как сводят концы с концами на этой планете».

Шарлотта не может этого сейчас принять.

Да еще когда пожилой человек так матерится, это даже немного шокирует. Это раскрыло Шарлотте глаза на собственную пошлость, ведь до сих пор она тоже считала себя активисткой. То бишь пока не встретила активистку настоящую.

«Называй меня Ярость. От ярости у меня осталось только имя – Айрис. Во мне уже никакой злости не осталось».

Возможно, как раз компетентность, практичность, организованность Айрис и уничтожили, сразили наповал невозмутимую активистку в Шарлотте?

Впервые вернувшись сюда из Саффолка, Шарлотта рассказала Айрис о том, что Арт влюбился.

Они с Айрис обе рассмеялись, обе с нежностью. Два сапога – пара.