– Ты маленькая идиотка, – сказала отец. – Ты будешь делать то, что тебе скажут, как и все остальные делали до тебя, а я тебе расскажу, что здесь твое, а что надо отдать. А теперь закрой свой чертов рот. Поняла?
Не дожидаясь моего ответа, он раздраженно оттолкнул свою недоеденную рыбу, позвонил в колокольчик и закурил трубку. Мама продолжила есть, ее голова наклонилась над газетой. Наступила тишина, нарушаемая только звуком шумящей воды и ветром в деревьях, который проносился над нами.
1929
Теперь мне пришлось научиться быть молодой леди и не играть целыми днями в полях: каждое утро Джесси причесывала мне волосы до тех пор, пока они не начинали скрежетать и надуваться в ее руках. Мои коленкоровые простые платья и рыбацкие комбинезоны убрали в огромные шкафы, которые стояли в ряд у моей спальни, маленькие столбы коричневого, серого и белого цвета, потерянные в огромном, отдающем эхом пространстве. Я пряталась в них, когда слышала шаги мамы по коридору, потому что не могла вынести то, как она встречалась со мной и была абсолютно ко мне безразлична. Я до сих пор помню ощущение холодного дерева на своей спине, звук шелеста ее юбок, сонную, бессменную манеру напевать себе что-то под нос, и каждый раз я хотела вытянуться, открыть дверь и дотронуться до нее, позвать ее, но я ни разу не осмелилась это сделать.
Еще в последний год я начала заниматься с гувернанткой, и за это я должна быть благодарна отцу, за единственную хорошую вещь, которую он для меня сделал. Отец был животным, но он был хитрым животным: он не желал, чтобы имением владела идиотка, если он собирался и дальше вытягивать из него деньги. У меня должно было быть хорошее образование, чтобы я научилась делать для него деньги.
И вот мрачная леди с бледным лицом по имени мисс Браунинг была нанята из Дерби, чтобы меня обучать, и она приехала и остановилась в маленьком домике в Монене, на другой стороне реки. Каждое утро она приплывала на лодке, держа свой сложенный зонтик, и было понятно, что ее пугали и окрестности, и сам дом. Наши уроки начинались ровно в десять утра, и мне они очень нравились, и вскоре я полюбила мисс Браунинг: я была книжным червем, при всем моем желании порезвиться на природе и несмотря на презрение Мэтти ко всем, кто учится. Мне нравилось учиться – чему угодно, от маршрута звезд до законов Акбара, – а тихая, ученая мисс Брауни оказалась прекрасным преподавателем. Ее очень интересовала Россия, а особенно Толстой: ее очень впечатлила Революция и развитие коммунизма. Позже мы прочитали «Анну Каренину», «Войну и мир» и «Смерть Ивана Ильича». Никто никогда не обсуждал со мной мировые события: родители читали «Таймс» за завтраком, но мы редко слушали приемник, а больше я ни с кем не виделась. Спасибо богу за мисс Браунинг. Мне повезло, что она провела со мной пусть даже тот короткий промежуток времени; мне было страшно думать о том, какой глупой я была бы без нее.
Итак, теперь у нас с Мэтти были только выходные. Она ждала меня, пораньше придя к моему окну, и бросала в него семечки и мелкие камушки, если я еще спала. Я потихоньку выбиралась из дома, и мы шли через окруженные стенами сады, где за нами наблюдали любопытные малиновки, а ряды тихонько качающихся, ароматных бархатных лавандовых кустов были окружены древним, покрытым мхом кирпичом. По утрам солнце высвечивало лису и единорога над воротами, и длинные, странные тени вытягивались и мрачно чернели на боковой стене. Мы проходили через разрушавшуюся арку – и были свободны. Или же мы шли по тоненькой тропинке, ведущей к лугу, или вниз по дороге, где деревья складывались над головами в арки и лес становился гуще, и дальше по каменным ступенькам через небольшую старую пристань, откуда сотни лет все мы отчаливали и причаливали.
Наверное, они знали, что мы так убегаем, но никто нас не останавливал. Весь день мы были на свежем воздухе, кружась, бегая и вертясь, как ветры над нами. Иногда мы ходили в маленький домик Мэтти на краю нашего владения, где ее мама угощала нас сладко-горькими яблоками пепин и сыром с дырками; иногда мы переплывали реку Хелфорд и отправлялись исследовать неизвестное. Мы стали очень уверенными в себе; мы не понимали, что нам в любое время могли подрезать крылья.
Когда мне исполнилось одиннадцать, случилось несчастье. Однажды сырой мартовской ночью меня отправили к ненавистному мной Талботу, в конце длинного дня, который прошел удивительно радостно, и мы с Мэтти проплыли до Фалмута и были вынуждены вернуться из-за сильного прилива, и поднялся шторм, и опрокинул нашу лодку.