Лето, бабушка и я

— Не перечь мне! И кто такая эта Инесса — нашей Додо невестка, что ли? Распускать она вздумала — ты еще челку постриги мне тут, негодяйка! Ходят эти стриженые, не поймешь, парень или девушка! Ну концы подровнять можно, да. А косы — это же богатство! Отрезать каждый дурак может, а вот отрастить! Ничего, станешь барышней — поймешь.

Волосы бабушка мне каждую неделю мазала собственноручно касторовым маслом на ночь, втирала в кожу, массируя так, что лицо сдвигалось с места, потом утром мыла их в десяти разных отварах, бережно расчесывала с концов, заплетала тугие косы и сетовала, что я вырасту и наверняка эту красоту состригу. Что ж, истинная правда оказалась.

— Твой дед говорил — как женщина ходит, сразу можно определить, здоровая она или нет. Если спина прямая, голова наверх, плечи как струнка, и походка, походка главное — ножки на одну линию! Шаг небольшой, задницу подбери, не ходи, как солдат, посмотри на балерин. Давай книжку на голову и попробуй… Ах, ты, падает, ну, давай-давай, еще немного! Ах, что за раззява! Ну ладно, подрасти еще. Но обещай мне, что не будешь ходить вперевалку, как утка — ой, как мне таких женщин жалко! Сразу видно — яичники болят. Или что-то там не в порядке. Собраться надо, собраться. Не разваливайся.

Мне походка нравилась не балеринская, нет, — бойцовская. Штаны, майка, очки, руки в карманы — красота! Но и на этот счет я помалкивала. Вот увидит меня бабушка, какая я буду, когда вырасту — поймет, что за ерунда ваши балерины.

— Никто не должен видеть твое нижнее белье разбросанное. Даже муж будет и дети — никто! И всегда держи про запас одну неношеную пару — трусики, лифчик, колготки. Не надо все на себя разом пялить — а вдруг случай какой-нибудь особенный?

Вот тут бабушка не ошиблась. Наверное, она до конца не верила, что благополучие может быть вечным, и как же она оказалась права.

Песня про трусы

— Жопа, жопа, что с тобой мне делать?

Были трусы целы, ты в тепле в них грелась.

А трусы порвались — что же с жопой делать?!

Кто трусы подарит — жопой пусть владеет.

Бабушка напевала эту песенку вполголоса, нарочито жалостно, и я на всякий случай оглянулась — вокруг никого не было, если не считать петуха Пиночета и дрыгающего ногами во сне Бимки.

— Дидэ, ты чего?!

Мне было смешно до чертиков, и я хихикала и старательно запоминала слова — мелодия была незатейливая, как воробьиное чириканье.

— Ты смотри только, не повторяй, — напускала бабушка строгости.

— Тебе можно, а мне нельзя?!

Бабушка морщила губы, продолжая закручивать отстиранные, подсиненные и обмакнутые в горячий крахмал пододеяльники в дымящихся удавов.

— Ты пой про своих пионеров.

Настроение у бабушки было непонятное. Вроде мирное, но она смотрит внутри себя на что-то, видимое ей одной.

— У нас соседка была в «итальянском» дворе, Герта.

— Это которая сильно накрашенная ходила?

— А ты откуда знаешь? Тоже я рассказывала? Вот у тебя уши, пеленгаторы! При тебе пискнуть невозможно, пылесос, а не девочка. Бери шпильки, вешать будем!

Мы шли на огород — она с тазиком, я с прищепками, которые у нас почему-то назывались шпильками.

Бабушка протирала влажной тряпочкой проволоку, гладко натягивала на ней край пододеяльника, закрепляла деревянными прищепками — строго по четыре штуки на равном расстоянии, как будто линейкой мерила.

— У нас в том дворе все соседи были хорошие. Я ночами уезжала рисовое поле пропалывать, они за детьми присматривали. У Герты деньги были, и еды разной тоже много — она одна жила, и моих всегда кормила — схватит всех троих, отведет к себе и накормит.

Еще была татарка Бэлла, она меня ругала: Фати, говорит, у тебя такие дети золотые, что ты плачешь, Фати, зачем ты их так строго держишь?

А я боялась. Трое детей без отца — смеешься, что ли. Боялась, что испортятся, меня дома нет целый день — я их впрок наказывала. Так их наказывала, что вам и не снилось — на кукурузу ставила. Знаешь, как в старину учили: возьми ребенка в кулак, отсеки, что торчит снаружи, а что в кулаке осталось — воспитывай.

Я подавала прищепки, и мне в легкие задувал ветер: я представляла бедную свою маму, которая стоит с двумя братьями коленями на кукурузе в углу и ждет маму, которая оставила их ночью одних и ушла работать.

Бабушка ставила специальную длинную палку и поднимала бельевой трос повыше, чтобы длинные простыни не доставали до земли.

— Дидэ, можно я пойду к Цицо?

— Хватит болтаться, пошли, суп варить научу.

Я чистила лук и картошку.

— Ну как ты чистишь, из кожуры целый обед можно сварить! Знаешь, как во время войны было голодно: даже из шелухи еду готовили. Это вы сейчас разбаловались, нос воротите.

Бабушка все делала стремительно и готовила только самые простые блюда: зато вкуса они были отменного и неповторимого.