Лето без каникул

— Опять ты о себе! Думаешь, единственное, о чем должен думать райком комсомола, как тебя наказать? А как твой обман отразится на авторитете комсомола, на движении школьников в колхозы, на закрепление ребят в Больших Пустошах? Об этом ты, конечно, не подумал… Ты же пришел с личным делом. А дело не личное. Ты не просто обманул, ты поставил под удар движение молодежи на селе.

Игорь не хотел, да и не мог защищаться. Им владело чувство обреченности, и он не сомневался, что после разговора с Яблочкиной его, конечно, исключат из комсомола. И чем реальней Игорь представлял грозящую ему опасность, тем все меньше и меньше отдавал себе отчет, а в чем, собственно говоря, его вина. А что он совершил такого, чтобы быть исключенным из комсомола? Разве он сам себя выдумал? Ведь его выдумали другие. И Русаков, и Яблочкина, и вообще все, кто решил, что он идейно остался в Больших Пустошах. А Яблочкина еще его обвиняет. Это было несправедливо и особенно возмущало.

Яблочкина вдруг умолкла, внимательно посмотрела на Шеломова и спросила примиряюще:

— Ты кому-нибудь рассказывал, о чем говорил сейчас мне?

— Только маме.

— А ребятам?

— Нет.

— И Русакову, надеюсь, тоже ничего не говорил. Смотри, Игорь, с Русаковым больше всего будь осторожен. Ну, а на меня не обижайся. Я погорячилась, всякое тут наговорила тебе. Ты, конечно, совершил ошибку… Надо было все сказать прямо. Но ведь ничего не произошло. Прежде всего — что значит быть идейным? Ты остался в Больших Пустошах, как тебе казалось, чтобы помочь матери, а за этим была идейность комсомольца. Ведь иначе сейчас ты бы не пришел в райком, тебя бы не мучила твоя ошибка… Это и есть настоящая идейность! Но она требует доказательств. И если хочешь знать, то свою идейность ты должен подтвердить в настоящем большом деле. О нем я уже тебе говорила: все выпускники, оставшиеся в деревне, должны стать колхозниками. Задание понятно?

— Понятно.

— Кто может войти в инициативную группу?

— Думаю, Андрей Кочергин…

— Еще кто?

— Нина Богданова…

— Не очень-то дисциплинированная она. Ну ничего… А как Юрий Игнашов?

— Сомневаюсь… И Тесов тоже вряд ли…

— Ничего. Потом согласятся! Еще вот есть у вас Емельян, я его фамилию забыла. Он, кажется, из Загорья. Осенью демобилизовался… Знаешь его?

— Так он не выпускник, Вера Викентьевна.

— Он больше чем выпускник. Он из армии. И не колхозник. А почему? Все выдумки вашего Русакова… Видишь ли, когда Емельян был еще в армии, Русаков написал ему, мол-де, приезжай, в колхоз звать не будем, живи, работай, а захочешь уехать — пожалуйста! Вот и приехал, вот и работает. И в колхозе и не в колхозе… Не то колхозник, не то рабочий. Чепуха какая-то! А Русакову хоть бы что. Живет Емельян — и хорошо! Это русаковская линия от Емельяна началась и на вас перешла.

— Значит, и Емельяна агитировать? — спросил Игорь.

— Агитировать можно, но в инициативную группу пока не берите. Там еще есть у вас Татьяна Орешина. Ее можно, но чтобы признала свою ошибку, — помнишь, что она говорила у школы? И еще прихвати Володю Рюмахина. Инициативная шестерка! А это уже сила! Так давай, Шеломов, действуй! Докажи свою идейность!

Игорь вышел от Яблочкиной с таким чувством, что там в райкоме с него сняли непосильный груз. На душе вдруг стало легко и беззаботно. Отныне он мог считать свое решение остаться в Больших Пустошах пусть не осознанным, но все же глубоко идейным поступком. Теперь он знает, за что биться. За то, чтобы все ребята вступили в колхоз. Идейно? Да! Сознательно? Безусловно!

Наталия Захаровна встретила сына настороженно. Ох, что-то веселый вернулся из города Игорь. Иная веселость от удали, а удаль от большого горя. Смотри, мать, как бы это не обернулось еще какой-нибудь бедой. Но спросила спокойно:

— Был у Яблочкиной?

— Все в порядке.

— Простила?

— А я и виноватым не был.

После обеда Игорь пошел к парому. С утра и днем, когда он переправлялся через реку, там был старик Ферапонт, значит, теперь вот-вот должен заступить Андрей. Пожалуй, с Кочергина и начнет. А может, лучше с Нинки Богдановой? Подпишет заявление о вступлении в колхоз она, подпишет за ней и Андрей. Но он слишком уважал друга да и верил в него, чтобы пойти на эту маленькую хитрость. Старый друг не подведет! А вот после можно будет и на птицеферму к Богдановой.

Игорь встретил Андрея на улице.

— Ты что не в поле? — удивился Кочергин.

— Был по срочному делу в райкоме комсомола. — Но зная, что Андрюшка не любит недомолвок, прибавил: — Смотри… — и достал из кармана заявление в правление колхоза. — Согласен?

Андрей прочитал и не раздумывая ответил:

— А что ж, правильно! Раз остались в Больших Пустошах, надо в колхоз вступать. — И поставил размашистую подпись. — А теперь к кому?

— К Нине! Как, думаешь, она?

— Сомневаешься?

— Да нет, а все-таки, может, пойдешь со мной?

Андрей взглянул на часы.

— А что же, пожалуй, успею. До смены еще полчаса. — И повернул к птицеферме.