— Нет, я в Посаде еще задержусь. А вот Емельяну наверняка по пути.
— Тогда поехали. — И Русаков распахнул перед Емельяном дверцу своего вездехода.
— Так, значит, не дожидаясь решения правления, приступил к исполнению обязанностей фуражира?
— Время такое, Иван Трофимович. Каждый день дорог, каждый час еще дороже. И так из-за высокой воды задержка вышла…
— Наверстаем! Тракторные косилки на круглосуточную работу заведем… В этом году это нам под силу. Вон сколько молодых трактористов прибавилось…
— Погодка может подвести…
— А мы целую баржу жердей в леспромхозе закупили. Днями будет здесь… Сделаем из жердей вешала — никакой дождь не страшен…
— А где сгружать будем?
— В Больших Пустошах.
— А стоит ли, Иван Трофимович? Лучше на берегу вдоль всей поймы… А надо будет куда перебросить — на телегу и тихонечко перевезем.
— От солнца к дождичку?
— Вот именно.
— Пожалуй, ты прав…
Они объехали поемные покосы, и на обратном пути по дороге к Большим Пустошам Русаков свернул на лесную делянку. Зимой тут заготавливали лес, и теперь сосновые хлысты лежали, сложенные в штабеля, поблескивая на солнце своими янтарными комлями. Русаков обошел делянку, чего-то молча подсчитал, потом спросил Емельяна:
— Ты какой дом будешь ставить? Наверное, пятистенный?
— Не знаю еще, Иван Трофимович.
— Ты не думал, так я за тебя подумал. И выходит, не сегодня завтра придешь просить лес. Правильно говорю?
— Ежели, Иван Трофимович, по-честному, — правильно.
— Ну вот, видишь… Советую — пятистенный, трехкомнатный. Тебе еще учиться, и жене будущей не миновать. Да нынче мало уже кто на одну горницу дом строит. Так что можешь подавать на лес заявление. От себя и от невесты тоже…
— Нет, я лучше от себя одного.
— А невеста?
— Она вроде как есть, и вроде как нет ее еще.
— Так не бывает, Емельян.
— Бывает, Иван Трофимович! Я за ней куда хочешь готов идти, а вот она — не знаю, согласна ли?
— Согласится! Будь спокоен. Присмотрел-то кого? — Таню Орешину, Иван Трофимович…
— Скажи пожалуйста, — удивился Русаков, хотя ничего неожиданного в признании Емельяна не было. Ему уже было известно, что кормовоз не раз заглядывал на молокоприемный пункт. — Высоко берешь.
— Так вышло… Это меня и смущает… Может, я ей не по крылу? Думает доктором быть…
— А ты агрономом-кормовиком — как раз пара!
23
Игорь и Игнат закончили техуход к обеду и, воспользовавшись свободным временем, Игорь переправился через реку в третью бригаду, где на квартире у бригадира — он знал — есть телефон. Самого хозяина дома не было, его встретила полуглухая старуха, и, узнав, зачем Игорь пришел, стала жаловаться:
— Ни сна ни покоя мне с этим телефоном нет… Все мерещится, звонит он, а никто, кроме меня, не слышит. Ночью вскакиваю, с огорода к нему бежишь, одна надёжа, может, сына моего к осени из бригадиров снимут…
Игорь быстро соединился с городом и, вызвав Яблочкину, сказал, на всякий случай посмотрев за окно:
— Вера Викентьевна, ваше задание выполнил. Заявление подписано, инициативная группа создана… Что? Приедете? Надо бы поскорей… Русаков уже отпустил Татьянку Орешину… Куда? В больницу… Конечно, подрывается дисциплина. Хорошо, ждем.
Но прошло несколько дней — заявление инициативной группы по-прежнему хранилось в одном из томов физики Фабриканта и Путилова, а Яблочкина все не приезжала. Андрей спросил как-то Игоря:
— Как там наше заявление?
— Звонил в райком. Ждите, сказали.
— А дело делать надо с Иваном Трофимовичем.
— Нет, уж ты его сюда не ввязывай… И вообще об этом пока никому ни слова.
А Нинке Богдановой отвечал небрежно:
— Ты подписала заявление, ну и все. А когда и что — будет сказано.
Он не понимал, почему не едет Яблочкина, почему молчит. Ну и пусть! В конце концов он выполнил все, что от него зависело. А что дальше будет, ему безразлично. Но это он говорил сам себе из чувства досады и нетерпения. А на самом деле с тревогой следил за Русаковым: кого еще он отпустит после Орешиной.
В этом состоянии Игорь пребывал до того дня, пока однажды не встретил около столовой сельпо Игнашова. Игнашов подошел к Игорю и сказал с иронией:
— Напрасно старались, товарищ Шеломов. Ничего у вас не выйдет. Не понимаете? Недопустимая неосведомленность. Выходит, ваши расчеты не оправдались. А я заранее все знал и был спокоен. Так-то!
Игорь, может быть, и не придал бы значения многозначительной Юркиной болтовне, если бы на следующий день не столкнулся у мастерской с Васькой Про́центом. После того вечера у паромного сарая неудачливый браконьер обозлился на Игоря и ждал случая насолить комсоргу. Остановившись, он спросил с наивной издевкой:
— Говорят, всей вашей шеломовской части ожидается расформирование.
— Не ты ли расформируешь?
— Я вас не нанимал и не мне вас гнать. Ваш хозяин Русаков, — видно, не нужны вы ему стали. Да и что я тебе тут толкую. Сходи в правление. Там девчата конторские справочки готовят. — И рассмеялся. — Ничего не скажешь, здорово опозорились.