Лето без каникул

— А где твоя воля, где твои слова о долге, об идейности? Чуть самого коснулось — и нет ничего. Нет, ты не такой, Шеломов. Мне бы надо было раньше за тебя приняться. Да вот все приглядывался. Хочешь, я скажу тебе такое, чего никому бы из ваших ребят не сказал? Вот смотрю я на тебя и думаю: да пойми, дурак, нужен ты мне. Весь, какой есть. С дурью твоей, с характерцем — ох, не завидую я твоей будущей жене, — с упрямством — волу под стать. Но есть у тебя воля, принципиальность, прямота, в общем, есть в тебе что-то такое сродни комсомольцам давних лет, и это в тебе мне дорого. Вот близок мне Андрей и люблю я его. Так вот что я о нем думаю: будет парень не иначе как педагогом, Юрий Игнашов — его колхоз научит, что жизнь прожить — не поле перейти, в деревне он не осядет, но человек из него выйдет. Нина Богданова — эта останется в деревне и в деревне станет ученой. Рюмахин — отличный из него выйдет мастер или бригадир. Только избави его бог от высшего образования. Кое-как кончит и кое-как будет отвечать своему назначению. А ты, Игорь… Дрались мы с тобой, воевали, но только тебя я вижу своим наследником. Да, председателем колхоза! Пусть через десять лет. Пусть! Но председателем! Только для этого ты должен понять всю свою дурь и свое глупое зазнайство. Да и многое ты уже понял. Чувствую, что понял. Жизнь стал замечать. Замечать, что люди рядом. Разве ты из-за меня уходишь? Со мной ты бы еще повоевал. Но тебя люди теснят, твои товарищи, и ты отступаешь. Значит, понял, какая есть настоящая сила. И это уже хорошо. А теперь ступай. Обдумай, что я тебе сказал.

— Нет, не останусь я, — сказал Игорь. — Все равно не останусь.

— Подумай, Игорь.

— Все обдумал.

— Ну, а куда думаешь податься?

— В город поеду.

— На строительство? Или, может быть, какую-нибудь службишку схлопочешь? Не ходи, Игорь. Не по тебе такая работенка. — И вдруг, поднявшись из-за стола, подошел к нему и обнял за плечи: — Ты же по убеждению в колхозе.

— Откуда вы знаете? А может быть, просто семье помочь. Матери, сестрам.

— Ты серьезно, Игорь?

— Таким не шутят.

— И молчал?

— Мне работа была нужна, а не чужая жалость.

Русаков снял руку с плеча Игоря, сделал несколько шагов по комнате, остановился в раздумье.

— Послушай, Игорь, даю слово, что не задержу тебя, но и ты обещай, что повременишь недельку. Договорились? Вот и хорошо.

34

За рекой готовились к севу озимых. На паром грузили мешки с зерном. Потом по трапу спускали сеялку. Наконец Игнат Романович вывел на середину парома свой похожий на танк гусеничный трактор. Можно отчаливать? Андрей еще раз проверил, нет ли крена, снял цепь с берегового причала, кивнул Игнату Романовичу и грузчикам — можно тянуть трос. И сразу противоположный берег поплыл навстречу парому. Так уж повелось: Кочергин тянет паром порожний, а груженый — его пассажиры. Это было проявление не только сочувствия к паромщику, но и благодарности за то, что впервые за все время существования переправы паром ходил не когда вздумается или когда наберется народ, а строго по расписанию.

Игнат стоял, прислонившись к гусенице трактора. Андрей спросил:

— А Игорь где?

— Мы в разные смены.

Он отвечал неохотно.

— Игнат Романович, вас вечером просил зайти Иван Трофимович. Сможете?

— Постараюсь.

— И ребята соберутся.

Вечером к Русакову пришли Андрей, Емельян, Татьянка, Илька Поляков, Игнат Романович, а за ними немного задержавшиеся в мастерских Рюмахин и Игнашов.

Не пришла только Нинка, Русаков сказал — у нее на ферме петушиный переполох. Молодых петушков отправляли на мясокомбинат. Тут, конечно, заведующей никак не отлучиться. И счет надо вести, и смотреть, чтобы не перегрузили ящики, да и самой, наверное, придется сопровождать машину. Ведь каждый петушок — доход колхозу. Зачем все-таки Иван Трофимович пригласил ребят? Чай пить — самовара не видно. Начало сева отметить? Тоже не похоже. Иван Трофимович начал без обиняков:

— Известно ли вам, что Игорь Шеломов хочет уехать из Больших Пустошей?

— Раз хочет — пусть едет, — сказал Рюмахин.

— Конечно, задерживать мы никого не будем, — подтвердил Русаков. — Но отъезд Игоря может вызвать самые неприятные последствия. Его был почин — и он же первый уходит. Нехорошо получается. Молва пойдет: провалились школяры, не сдали экзамена на зрелость, коль первым сбежал их вожак. Вот и решайте, как быть? Не отпустить нельзя и отпустить не можем.

— Надо обязать как комсомольца, — предложил Андрей. — Причина ухода неуважительная.

— Это как сказать, — возразил Русаков. — Парню нелегко. И будь я на его месте, тоже, наверное, подался бы куда-нибудь из Больших Пустошей.

— Но что-то ведь надо делать, Иван Трофимович, — сказал Поляков. — Мы не можем допустить, чтобы из-за одного человека пострадало наше общее дело.

— У меня есть такое предложение. Думаю, что оно нас больше всего устроит.

— А какое, Иван Трофимович? — спросил Поляков.

— Послать Игоря в институт.

— Но ведь поздно. Уже идут экзамены.

— Все же попытаться можно.

— А Игорь согласен ехать? — спросил Андрей.