Лето больших надежд

Он с изумительной легкостью ехал по городу, лавируя среди потока машин терпеливо и умело. В других обстоятельствах она могла бы устроить ему экскурсию по району ее отца, однако ее желудок сжала боль, и ее горло саднило. Когда он притормозил у тротуара перед длинным тентом у дома ее отца, она сказала:

— Мне предоставляется огромная честь попросить тебя…

Он ухмыльнулся и покачал головой.

— О-хо-хо.

— Пожалуйста…

— Я не нужен тебе там, Лолли. Поверь мне, я тебе не понадоблюсь.

Конечно, он был прав. Она не должна просить его войти вместе с ней. У нее и без того была странная миссия.

— Ты сильнее, чем думаешь, — сказал Коннор.

Оливия не могла и представить, как хорошо, что кто-то верит в нее, без всяких завышенных ожиданий, а просто убежден в ее способностях. Волна нежности окатила ее, слегка рассеяв напряжение. Это было что-то новенькое — быть с мужчиной, который заставляет ее слегка расслабиться.

— Позвони мне, когда закончишь здесь, — предложил он. — Я съезжу в центр.

— В центр? — Она попыталась представить себе его глазеющим на витрины в Виллидж или на Челеса-Пайерс. — У тебя что-то конкретное на уме? Или ты открыт предложениям?

— Я не собираюсь играть в туриста. У меня назначена встреча в городе.

— О, вот что… Боже, послушай меня. Я в ужасе. Я лезу совершенно не в свое дело.

— Я встречаюсь со своим брокером, — сказал он. Должно быть, ее взгляд был слишком удивленным, потому что он закашлялся.

— Даже захолустные строители иногда имеют кое-какие акции.

— Я не имела в виду…

— Разумеется, имела. Все в порядке, Оливия. Желаю тe6e счастливо повидаться с отцом.

— Спасибо. — Она взяла сумочку и набросила ее на плечо.

Он обернулся, чтобы посмотреть на нее, и в который раз она была очарована его голубыми, словно озеро, глазами, темными волосами, — всем его обликом. Она могла поклясться, что ему хочется поцеловать ее. Это была минута напряжения, и им много нужно было сказать друг другу, но не сейчас. Она расстегнула ремень безопасности. Затем, повинуясь импульсу, приблизилась и поцеловала его в щеку. «Один-ноль», — подумала она. Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее в ответ. В то мгновение, когда она прикасалась губами к его теплой щеке и вдыхала запах его крема для бритья, ей хотелось даже большего.

— На счастье, — торопливо объяснила она, затем вылезла из машины. Если он и произнес что-то, она этого уже не слышала.

Заметив, что швейцар следит за ней, она стояла на тротуаре и смотрела, как Коннор отъезжает. В центр. Чтобы встретиться со своим брокером. Ее не должно было удивлять, что у него были связи такого рода. Для человека, выросшего в опасности и без всякого присмотра, контролировать собственные финансы, вероятно, стало второй натурой. Она видела его каждый день в лагере и зачастую забывала, что он живет какой-то отдельной жизнью, о которой она ничего не знает, что у него есть другие клиенты и другие проекты. У него даже могла быть девушка, хотя часть ее была бы в отчаянии, если бы это было так.

Кого она пытается одурачить? Не часть ее, она была бы в полном отчаянии, если бы так оно и было. Но не может быть, сказала она себе. Он не смотрел бы на нее так, если бы у него была подружка. Этот жар в его взгляде был бы предательством.

Поправив сумку на плече, она повернулась и двинулась к зданию.

— Мисс Беллами. — Швейцар склонил голову.

Ее отец переехал сюда после развода. Будучи ребенком, Оливия иногда проводила здесь ночи, например, после посещения оперы или перед путешествием куда-нибудь вместе. По большей части все они понимали, что ее дом — это квартира ее матери на Пятой авеню. Там Оливия держала все свои вещи, включая пианино, любимые книги и своего обожаемого кота по имени Дегас. Однако ее отец все еще держал для нее комнату. Его гладкий, средневековый и одновременно современный дом имел маленькую спальню специально для нее, со встроенным столом, кроватью и белым пушистым ковром.

Она прошла мимо лифта и поднялась по ступенькам. Ее отец, предупрежденный швейцаром, стоял в широко распахнутых дверях, ожидая ее. Хотя день был достаточно теплым для того, чтобы открыть окна, на нем был легкий кардиган. Это было забавно, она никогда прежде не видела его в кардигане. Из-за него он показался ей старше. Она не любила думать о своем отце как о старике. До самого последнего времени он был для нее просто «Папа». Сейчас она думала о нем как о личности, о ком-то с нуждами и страстями и мотивациями, которых она никогда не знала. Что сделало его кредитоспособным? Он был успешный юрист, послушный сын, преданный отец, но что еще? Она знала, что он всегда хотел писать, но они никогда не говорили об этом, а сейчас она хотела, чтобы они говорили о многом.

— Привет, папа. — Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

— Как поживает моя счастливая скаутка? — спросил он.

— Я потрясающе счастлива, — ответила она, — учитывая, что это лагерь «Киога». Приводить этот лагерь в порядок значительно интереснее, чем быть в нем скауткой.

— Что тебе предложить? — спросил он. — Лимонад? Сельтерскую?