ЛЕТО – ЛЕТО и другие времена года

Следующее типичное для эмигранта желание – неотрывно следить за новостями, которые поступают из прежнего мира и жизни. Эти новости необходимы. И необходимы именно плохие, а лучше – ужасные новости. Необходимо знать, что там всё плохо, жизнь ужасная, деспотизм и бесправие, что всё на грани большой беды, и эта беда вот-вот случится. А ещё нужны всякие трагедии и катастрофы, гибнущая экономика, нищета, военные поражения и всяческий неуспех, от науки до спорта. Именно такие новости успокаивают, убеждают в собственной правоте и дают возможность жить в своей вполне убогой ситуации, но всё-таки, благодаря новостям, ощущать эту ситуацию намного более выгодной, чем ту, что осталась в прошлом.

И из такой вот ситуации очень приятно писать сочувственные слова тем, кто остался там. Слова сочувствия без самого сочувствия.

Один мой знакомый – ни за что не буду называть его имени и больше никогда не допущу общения с этим человеком – написал мне сразу после гибели самолёта над Синаем очень трогательное письмо. Оно было так хорошо написано, что я тут же ответил, и мы имели в течение дня какую-то переписку. А вечером, можно сказать ночью, я получил от него сообщение, которое было адресовано определённо не мне. Он случайно отправил его на мой номер, ошибся адресом. Письмо следующего содержания: «Да понятно, что они летают на всяком старье. Но я всё-таки надеюсь, что этот самолёт завалили. Пусть они… почувствуют, каково это, когда…» Ну и так далее. Я моментально заблокировал номер этого человека. Каково?! А главное – зачем было мне писать слова сочувствия и сострадания, испытывая злорадство, в котором не хотелось сознаваться даже самому себе?

Суть и содержание посланий из Украины летом и этой осенью стали мне понятны. Это эмигрантские письма.

Просто феномен заключается в том, что эмигрировала целая страна. Эмигрировала, разумеется, оставаясь в своих исторических и географических пределах. Но эмигрировала, то есть оторвалась, ушла, уехала, улетела. Оторвалась и оказалась в непонятной, неопределённой, неустроенной и весьма унизительной ситуации, в которой от неё мало что зависит.

Но если это так – а это так, – все разговоры наших депутатов и деятелей, перебегающих из одного телеэфира в другой, разговоры и заклинания о том, что мы – братские народы, что нет никого нас ближе и неизбежно сближение и возвращение запутавшейся и обманутой Украины – всё это глупости. Эмигранты не возвращаются.

Когда уезжают, так хлопнув дверью и так сжигая мосты, – не возвращаются. Родными по крови остаются, а по сути – нет.

Эти письма, эти сообщения, эти коротенькие послания говорят о том, что прежних связей не восстановить никогда. Примирение, успокоение придёт, это неизбежно, это закон жизни, но прежнего не будет. Эмигранты не возвращаются.

Они могут с удовольствием приезжать в гости, но только в том случае, если у них там, на чужбине, всё получилось, всё срослось, случился успех, благополучие и богатство. Вот тогда они с удовольствием приезжают с подарками, нарядные.

А если, наоборот, всё плохо или, скажем, не очень хорошо, и уж точно не так, как хотелось и мечталось, они даже одним глазком не заглянут. Они будут смотреть плохие новости, а обратно – ни-ни. Зачем травить и без того истерзанную душу?

29 ноября

В последнюю неделю у меня очень оживилась переписка с моими крымскими друзьями-приятелями. Переписка нерегулярная, она периодически прерывалась и прерывается: то я еду между городами или лечу куда-то, то у них разряжается телефон и нет возможности зарядить, а то попросту отсутствует интернет. А переписка-то идёт всё какая-то остроумная, весёлая, даже жизнерадостная.

Все мои крымские друзья-приятели в Крыму остались, никто за последнее время, после известных событий, не переехал на материк, в Россию или Украину. Знакомые украинские военные моряки теперь либо гражданские, либо моряки российского Черноморского флота. Я перестал с ними активно переписываться по причине их постоянного ворчания, они прямо изворчались после того, как Крым стал российским. Ворчали, мол, хотели совсем другого, кто-то вовсе ничего не хотел менять, кто-то сначала сильно обрадовался, а потом разочаровался, но большинство ворчали по поводу трудностей, высоких цен, гадкого руководства Крыма и тому подобное. То есть нормальное наше ворчание.

Некоторые, те, что потоньше и поумнее, были огорчены тем, что не случилось какого-то особого эксперимента… То есть в общеукраинском убожестве им жить не нравилось, но и в российское безумие не хотелось.

Я прекрасно помню, как многие молодые и передовые мои приятели, граждане ГДР, с радостью прощаясь с соцлагерем, не хотели простого расширения ФРГ на всю территорию большой Германии. Они хотели появления чего-то третьего, чего-то нового.