А глупости во всём. У нас в Калининграде зазывают людей на выборы, например, так: тем, кто придёт на избирательный участок, дадут билеты на концерт группы «Винтаж» и диджея Цветкова. Опасаюсь, что люди, которые могут захотеть пойти на такой концерт, пребывают ещё в том возрасте, который не позволяет им голосовать, а их родители и бабушки с дедушками вряд ли побегут голосовать только по той причине, что их внуки хотят на такой концерт. Налицо глупый просчёт тех, кто выборами занимается и старается привлечь людей. Понимаю, если бы на избирательных участках раздавали билеты на дискотеку восьмидесятых, или на сеансы Кашпировского, или на то и другое вместе – возможно, это бы и сработало.
Почти уверен, что это будут самые немноголюдные выборы, самые предсказуемые, немноголюдные именно по причине своей предсказуемости. В понедельник посмотрим, какие цифры явки на участки нам нарисуют, и сравним их с тем, что увидим собственными глазами.
Хотя как мы сравним? Мы же сами этого не увидим.
Возможно, в каких-нибудь регионах какая-то интрига есть, но что-то я сомневаюсь. Я не против давно действующих или недавно действующих губернаторов, их индивидуальные качества, в сущности, не так уж важны. Мне денег бюджетных жалко, особенно в такое время, накануне долгой и трудной зимы.
Но хотя бы часть этих денег попадёт моим коллегам – артистам и музыкантам. Однако в основном они вылетят, как в трубу, в наше осеннее небо как минимум в виде фейерверков, к которым мы уже так привыкли за последние годы.
Прошлой ночью у меня дома, в моём кабинете случилась музыка…
Странно звучит, но именно так и произошло. Собираясь ложиться спать, я взял в руки пульт и машинально включил телевизор.
По обыкновению телевизор был выставлен на канал «Культура». В ночном эфире я ожидал увидеть какое-нибудь чёрно-белое американское или европейское кино, многофигурную оперу или неизвестного мне, но всемирно известного дирижёра за пультом перед оркестром в зале, который обязательно посещали знатоки-любители симфонической музыки, то есть ожидал увидеть то, что обычно через пару секунд переключаю или выключаю телевизор вовсе.
Но тут я увидел и услышал другое. Я услышал тягучую, неспешную музыку, а на экране, как мне сначала показалось, – виолончель и виолончелиста. Музыка и изображение были такими удивительными, что я сел напротив телевизора и замер.
Я увидел почти тёмный экран, в центре которого ярко высвечивался музыкальный инструмент, на первый взгляд виолончель, смычок, две руки, видные от локтя до кончика пальцев, пюпитр с нотами, и над всем этим менее рук, инструмента и нот освещённое лицо с седой небольшой бородой и в обрамлении длинных седых волос. На лице были очки: тонкие, круглые. Лицо было наклонено вперёд и устремлено взглядом на пюпитр. Кто этот человек, какое произведение он исполнял, где и когда это происходило, мне было неизвестно. Но то, что я увидел и услышал, было завораживающе прекрасно.
Музыкант играл в каком-то средневековом сводчатом пространстве, скорее всего, в церкви или обители. За спиной у него – то ли распахнутая дверь, то ли открытое очень большое окно. А в этом окне или двери были видны едва различимые в темноте очертания гор.
Музыкант был освещён четырьмя небольшими софитами, всё остальное помещение было тёмным, едва угадывались стены и своды. Он как будто завис в тёмном воздухе, в небольшом тёплом шаре света. Не было видно, на чём он сидит, и сидит ли вообще… Были видны только руки по локоть и лицо.
Лицо его было столь значительно, сосредоточенно и прекрасно, что оторваться от него было невозможно. Но кроме сосредоточенности, оно практически ничего не выражало. Губы были неподвижны, человек не качал головой, никакие мышцы на лице не сокращались… Волосы, обрамлявшие лицо, не качались ни от движений человека, ни от дуновений воздуха. Рука же со смычком и рука, двигающаяся по грифу, существовали будто отдельно от лица и были, наоборот, напряжены и выразительны.
Однако, присмотревшись и привыкнув к тому, что вижу, я разглядел удивительное выражение лица неизвестного музыканта. Это было выражение могучего внимания и бесконечного интереса. С таким лицом мудрые люди и большие учёные читают глубокие тексты или научные труды.
Музыка была необычная для виолончели, в ней не было высоких и торопливых звуков. Смычок двигался замедленно, да и держал музыкант его странно. Только спустя какое-то время я увидел, что виолончель – не совсем виолончель. Какая-то она небольшая, не изящная, без характерной талии… Гриф у неё широкий, и струн очевидно больше, чем четыре. Уже потом я поинтересовался и узнал, что смотрел и слушал концерт великого гамбиста, каталонца, Жорди Саваля. А инструмент, на котором он играл, называется гамба.
Я не знаток симфонической музыки, камерной тоже. Старинную музыку знаю ещё хуже. К тем, кто играет на старинных музыкальных инструментах, испытываю искреннее почтение и уважение. Это бескомпромиссные люди, но от меня всё это очень далеко.