Лето Мари-Лу

Захожу в свою комнату и быстро натягиваю плавки. Оказавшись на улице, чувствую, как меня переполняет злость. Она распространяется внутри меня со скоростью лесного пожара. На берегу под ольхой сидит Мари-Лу. Не знаю, что на меня находит. Я бросаюсь к ней, хватаюсь за ручки коляски и, толкая ее перед собой, бегу прямо в воду. Широкие колеса коляски легко шуршат по покатому дну. Песчаные бороздки отдаются в ручках легкой дрожью. Брызги летят во все стороны. Мари-Лу, охваченная паникой, сидит прямо, как аршин проглотила, вцепившись в подлокотники. Затем она приподнимается, разворачивается и бьет меня по рукам, словно я — какое-то вредное насекомое, и орет благим матом:

— Прекрати, чокнутый идиот! Остановись! Адам, остановись!

Я прибавляю скорость. Бегу, высоко поднимая колени. Становится глубже, вода доходит до середины коляски.

— Никогда! — кричу я.

Наконец силы покидают меня. Коляска внезапно останавливается. Мари-Лу сидит по грудь в воде. Она уже не кричит. Обессиленный, я бросаюсь с головой в воду и, фыркая, выныриваю. Стою, слегка наклонившись вперед, задыхаясь от напряжения.

Мари-Лу тихо сидит в своей коляске. Одежда липнет к телу. Волосы мокрые. По лицу стекают капли воды. Я едва решаюсь посмотреть в ее сторону. Купание в холодной воде действует отрезвляюще, и мне становится стыдно за свою выходку. И одновременно я чувствую весь комизм ситуации. Боюсь, что не смогу удержаться от хохота. Снова окунаюсь в воду и бреду к мосткам. Взбираюсь по камням и сажусь на теплые доски. На расстоянии приступ хохота отпускает меня.

Мари-Лу разворачивает коляску и едет к берегу, крутя колеса сильными резкими рывками. Коляска медленно движется в воде. Выбравшись на берег, она останавливается. Кричит, не глядя в мою сторону.

— Теперь, когда ты накупался, может, поможешь мне?

* * *

Идет нескончаемый дождь. Я выглядываю в окно и вижу, как капли, рассекая воздух, сливаются в длинные светлые струи. Наверное, поэтому в поговорке струи дождя сравнивают с прутьями, стоящими в бочонке.

Мари-Лу в своей комнате. Сидит и читает. Дверь открыта, но с таким же успехом могла бы быть закрыта. Между нами царит выжидающая тишина. Мы не разговариваем без необходимости. Или, точнее сказать, Мари-Лу почти не разговаривает.

Я снова выглядываю в окно узнать, не заканчивается ли дождь. Но, не увидев ни единого признака, беру старую папину кожаную куртку, набрасываю себе на голову и выхожу из дома. Несколько секунд собираюсь с духом и бросаюсь под проливной дождь. Забегаю в сарай, хватаю пару горстей зерна и бегу к курятнику. Пока я открываю дверь автофургона, куртка соскальзывает с моей головы, и я оказываюсь под ливнем без защиты. Быстро бросаю корм в салон, отряхиваю с ладоней прилипшие зерна, поднимаю куртку и набрасываю ее на себя.

— Посидите сегодня без прогулки, — говорю я и закрываю дверь.

Снова бегу в сарай. Стою на бетонном полу и отряхиваюсь как мокрая курица. На полках около окна аккуратно разложены инструменты Бритт. Я выбираю молоток, клещи, ножовку и большую отвертку, хватаю инструменты под мышку и снова бросаюсь под ливень. На бегу я замечаю в окне лицо Мари-Лу. Ее лицо ничего не выражает. Скорее всего, она смотрит сквозь меня.

— Ну и погодка! — кричу я, распахивая дверь и вваливаясь в прихожую.

Кладу инструменты на стул и ложусь на пол, чтобы в деталях рассмотреть цель своей работы. В голову приходит мысль, что мне ничего не известно о порогах. Ни зачем они нужны, ни о том, какая от них польза, ни как их ставят и, прежде всего, как их можно снять.

Сначала я решаю отпилить его от дверной коробки и отбить молотком, но, лежа на полу, я понимаю, что пороги крепко прибиты гвоздями к полу. Удастся ли взломать их молотком или потребуется лом?

Лома у нас нет, поэтому воспользуюсь молотком.

— Придется немного пошуметь, — кричу я.

Я набрасываюсь на первый порог. В комнате стоит грохот. В мойке звенят чашки. Порог не поддается, но сбоку остается пара грубых насечек. Я задумываюсь, а затем забиваю отвертку между полом и порогом. Жму на отвертку как на рычаг. Порог слегка поддается. Вскоре я расширяю щель на полсантиметра. Вставляю в щель молоток и тяну порог на себя. Гвозди недовольно скрипят, вылезая из пола. Порог отрывается, и я задом вваливаюсь в кухню. Смеюсь над самим собой.

Ободренный успехом, я принимаюсь за другой порог. Дверь в кладовку — просто детская игрушка. Когда я захожу в комнату Мари-Лу, я уже весь вспотел. Привычным жестом вбиваю отвертку, расширяю щель, вставляю молоток и осторожно, но решительно отрываю очередной порог. Мне хочется, чтобы Мари-Лу видела, как я работаю.

— Позже прилажу к входной двери рампу, — говорю я спине Мари-Лу, стоя с порогом в руке.

Спина не отвечает.

— Ты хочешь есть?

Каштановые волосы едва заметно качнулись.

— Оставлю обед на столе, поешь, когда захочешь.

Сам я обедаю несколькими бутербродами и тарелкой простокваши. Пока я ем, дождь начинает заканчиваться. Кое-где среди серых туч проглядывает чистое небо. Вдалеке над озером уже светит солнце. Фьюк купается в его лучах. Вдруг дождь прекращается, словно кто-то выключает душ.