Лето Мари-Лу

Мы завтракаем персиковым пирогом. Пирог удался на славу и исчезает на глазах, и, когда мы наедаемся до отвала, от него остается лишь узкий треугольник. Мари-Лу решает скормить его курам.

— Научишь меня потом, — говорю я, потому что мне понравился ее рецепт — тесто такое же, как для яблочного пирога, но если нет яблок, подойдет все, что есть на кухне: бананы, дыня, даже огурец или любые сласти. Мари-Лу добавила банку консервированных персиков из папиных припасов.

Пока я мою посуду, Мари-Лу отправляется в курятник. Я наливаю в ее чашку кофе, выношу на улицу и ставлю на скамейку около дома. Я заметил, что, в отличие от меня, она не прочь выпить после еды несколько чашек.

— Сив и Рут остались довольны, — кричит она в открытую дверь.

— Хорошо!

Я вытираю насухо стол и подметаю с пола рассыпанный сахар, прилипающий к подошвам. Мари-Лу кричит в окно:

— Адам!

— Да.

— Пойдем погуляем?

— Куда?

— Ну, не знаю, может, на «бронзовый век», если, конечно, получится добраться туда.

* * *

Мы идем по лесу, и меня наполняет предчувствие чего-то особенного. Солнце пробивается сквозь верхушки могучих елей и освещает мох и те немногочисленные растения, которым удается выжить в тени раскидистых лап. В солнечном луче, словно живое облако, танцует комариный рой.

— Чувствую себя маленькой, как муравей, — говорит Мари-Лу и, прищурившись, смотрит на верхушки деревьев, подпирающие небо.

«Маленький рабочий муравей толкает перед собой инвалидную коляску с другим муравьем», — думаю я.

Под ногами много корней, двум маленьким муравьям приходится преодолевать эти препятствия. Корни, словно толстые руки, тянутся через тропинку. Я никогда раньше их не замечал. Никогда я даже не мог представить себе, что буду везти по этой тропинке инвалидную коляску.

— Ты как? — спрашиваю я, когда нам попадается особенно трудный участок пути и мой альбом для эскизов падает на землю.

— Здесь так прекрасно, Адам. Я люблю этот лес.

— Да, тут красиво, — соглашаюсь я, поднимаю упавший альбом и даю его в руки Мари-Лу.

— Этот лес — словно с картины Йона Бауэра[7], — киваю я на древние деревья.

Когда я был младше, Йон Бауэр был моим кумиром. У папы есть целый ящик со старыми рождественскими газетами, журналами и открытками с его иллюстрациями. Несколько лет я пытался научиться рисовать как он. Пробовал имитировать его картины с темными древними лесами, населенными большими симпатичными троллями и милыми красавицами-принцессами. Я накладывал на картину кальку и перерисовывал ее. Позже старался обойтись без кальки. Наконец я стал чувствовать, что попал в его мир, в его древние леса. И даже, кажется, понял, как он добивался такого эффекта. Именно его картины заставили меня мечтать стать настоящим художником, таким как он.

Мне хочется поделиться с Мари-Лу своими мыслями:

— Он действительно мог передать в своих картинах, насколько мал человек по сравнению с природой.

— Кто?

— Йон Бауэр. В его лесу каждый пенек оживает. Он открывает новые измерения, творит новые миры.

Путь до луга занимает у нас гораздо больше времени, чем я предполагал. Я беру на себя трудную задачу навигации, просчитываю самый подходящий и удобный путь по лесу. Чувствую себя капитаном корабля. Иногда резко сворачиваю в сторону от тропинки, чтобы объехать корень или камень. Иногда приподнимаю передние колеса коляски, как если бы взбирался на бордюр тротуара. Это как в компьютерной игре, где нельзя падать, иначе тебя подстрелят.

Лес заканчивается, и перед нами открывается луг, тянущийся до горизонта. Первое время все кажется нереальным. Мы словно совершили путешествие на машине времени. Когда Мари-Лу была здесь в последний раз, ей было двенадцать. Она словно летний ветерок носилась среди цветов и курганов. Она была такой жизнерадостной, такой непоседливой. Я все еще помню, какой она была тогда: ее голос, ее стремительные движения, ее смех. Все это осталось в моей памяти. Все это осталось здесь, на лугу. И вот теперь я привожу ее сюда в инвалидной коляске. Калеку, живого мертвеца. Впрочем, нет, уже не мертвеца. Ограниченную в движении, словно бабочку без крыльев.

— Как красиво, — говорит она. — Все осталось таким же, как я помню.

* * *

Сегодняшний день — особенный. Внешне все как обычно. И все же кое-что происходит. Во всяком случае, для меня.

Начинается все с того, что луг предстает передо мной как застывшая когда-то давным-давно движущаяся картинка. Это случилось в тот день, когда Мари-Лу бросилась с черешни в своем саду. С тех пор ничего не изменилось. Ни убавилось, ни прибавилось. Все словно замерло на своих местах. Я благоговейно ступаю на траву.

Похоже, что Мари-Лу вовсе не разделяет торжественности момента, которую чувствую я. Для нее это скорее встреча со старым милым другом. Мы останавливаемся у цветущего куста шиповника, и Мари-Лу восклицает: «О, как красиво!» Я срываю цветок.

— Это для самой красивой девушки на лугу, — говорю я и вручаю цветок ей. Она, смеясь, принимает мой подарок, закрывает глаза и вдыхает сладковатый аромат.

— Помнишь, как я подарил тебе рисунок с таким же цветком? — спрашиваю я.