– Я не уверена, о чем вообще мы тут спорим, – сказала Кэрол, новая секретарша из отдела распространения, которую взяли через неделю после меня. – Кто-нибудь из вас может честно сказать, что она не хочет выйти замуж и завести семью?
Повисло молчание. Я смотрела на машины, рывками продвигавшиеся по Амстердам-авеню, и ерзала на стуле, думая о Майкле, единственном мужчине, за которого я думала выйти, которого представляла отцом моих детей.
– Конечно, я хочу мужа и семью, – сказала Пенни наконец. – Но не сейчас. Потом.
– Как и я, – сказала Марго.
– Я тоже, – Лесли кивнула. – Я еще хочу кое-что успеть.
– Например? – спросила Кэрол.
– Я хочу быть писательницей, – сказала Пенни.
– А я – редактором, – сказала Бриджет.
– Я хочу быть фотографом, – сказала я.
– А я стану дизайнером одежды, – сказала Марго.
Мы все смотрели на Кэрол, крепко обхватившую свою чашку кофе.
– Извините, – сказала она смущенно, – но я не такая, как вы. У меня нет этих больших, гламурных целей. Конечно, мне бы хотелось что-то сделать – я бы хотела путешествовать и, может, заняться живописью или лепкой. Я не хочу просто сидеть дома и печь пирожки. Но, по большому счету, я была бы счастлива просто встретить приятного человека, выйти замуж и растить наших детей.
Я ожидала, что остальные набросятся на нее, но, к моему удивлению, никто ничего не сказал. Мы притихли, и звуки города – сирены, крики людей, собачий лай – проступили неожиданно отчетливо, вызывая чувство неловкости. Словно бы Кэрол высказала некую постыдную правду, которую все мы скрывали. Даже я.
Называть «Дакоту» своим домом – это впечатляло. Все эти колоссальные пропорции, фронтоны, мансарды и изысканные арочные своды придавали отелю сходство с готическим замком. Я подошла к главному входу, и меня приветствовал портье в форме, который позвонил Элейн сообщить о моем визите и проводил меня к лифту, препоручив другому служащему в форме, доставившему меня на пятый этаж.
Элейн открыла мне дверь раньше, чем я нажала звонок. На ней была свободная туника кремового цвета, с черной оторочкой по рукавам и воротнику, а ее серебристые волосы рассыпались по плечам. Хай-фай система играла плавную музыку, что-то джазовое.
– У вас шикарный дом, – сказала я, входя в комнату с изумрудно-зелеными портьерами, элегантной софой и пухлыми стульями в тон. Хрустальная люстра в прихожей бросала мерцающий свет на богатый пол красного дерева. Я не слишком хорошо рассчитывала пространство, но потолки здесь, на мой взгляд, были не ниже двенадцати футов.
– Рада, что тебе нравится. Что тебе налить? Мартини?
Она подошла к стеклянной тележке с коричневыми и голубыми бутылками джина, бурбона, водки и вина; там же стояло серебряное ведерко со льдом, только начавшее покрываться испариной, словно его недавно наполнили.
– Мартини будет в самый раз.
Заметив, что я обхожу коврик из зебры на полу гостиной, Элейн сказала со смехом:
– Не думай, этот козлик тебя не укусит. Можешь ходить по нему, – она налила джина и вермута в серебряный шейкер. – Я почти закончила с декором. Во всяком случае, пока. Наверно, скоро мне опять это надоест, и я все переделаю.
– Это вы сделали? Сами? Без декоратора?
Она улыбнулась, как бы говоря, «подумаешь», и налила два мартини, оставив идеальное пространство для оливок.
– Это хобби, – она протянула мне бокал и деликатно чокнулась с ним. – Теперь рассказывай, как у тебя дела на работе?
– Гораздо лучше, спасибо вам.
– Надеюсь, тот молодой человек… напомни его имя.
– Эрик.
– Верно, Эрик. Надеюсь, он хорошо себя ведет?
– Он больше меня не потревожит.
Я отпила еще мартини. Эрика я не видела после той вечеринки, и меня это устраивало. Было грустно, что все кончилось, но он мне надоел, и я радовалась при мысли, что вовремя раскусила его. Теперь я была в безопасности. Мое сердце больше не было в его власти.
Мы перешли с напитками в гостиную и уселись на пухлые стулья. Мне хотелось, чтобы она поскорее принесла фотографии мамы, но Элейн, похоже, не видела смысла спешить.
– Как тебе вчерашняя лекция?
– Масса информации для размышлений. Мы потом обсуждали, как Бетти Фридан говорит одно, а Хелен Гёрли Браун – другое.
– Они не похожи, как ночь и день. Или так они хотят считать. Бетти терпеть не может Хелен. Говорит, это стыд и срам. Лично я больше склоняюсь к мировоззрению Бетти, но Хелен тоже в чем-то права. Ну, хватит об этом, – сказала Элейн, встряхнув головой. – Хорошо, что я увидела тебя вчера. Похоже, ты общаешься с людьми, заводишь подруг.
– На работе все так добры ко мне, – сказала я. – И опять же, я вам безмерно благодарна, что порекомендовали меня и попросили Кристофера помочь мне с фотографией.
– Не стоит меня благодарить. Кристофер только рад помогать тебе. К тому же, – она сделала паузу и закурила, – он, можно сказать, у меня в долгу.
Я посмотрела на нее, вскинув брови, и попросила посвятить меня в подробности.