Лето на Парк-авеню

– Я знаю Кристофера с самого детства, – объяснила она. – Его родители развелись, когда он был еще младенцем, и вскоре после этого я познакомилась с его отцом, Уильямом, – она улыбнулась, видимо, вспоминая его, и стряхнула пепел с сигареты. – Я чуть не вышла за этого мужчину.

– А что случилось?

Она закинула голову к потолку, словно бы там ее ждал ответ.

– Думаю, в конечном счете, я недостаточно его любила. Он ожидал, что я оставлю карьеру и буду растить его сына, чем я в итоге практически и занимаюсь. Кристофера я тоже обожала. С Уильямом я больше не разговариваю, – сказала она с грустью. – Но Кристофер всегда будет в моей жизни. Он мне как сын.

– А что случилось с мамой Кристофера? – я не могла не спросить.

Теперь, когда у меня не было мамы, отношения других людей со своими матерями вызывали у меня либо умиление и зависть, либо негодование.

– Его мама… – голос Элейн на миг дрогнул, словно она не знала, как лучше сказать. – Кристофер не видел ее с самого детства. Понимаешь, мать ушла не просто от его отца, но и от него. После развода она снова вышла замуж. У нее с новым мужем двое детей. Они живут здесь же, в городе, и она ни разу не обратилась к Кристоферу. Ни звонка, ни письма. Ничего.

Я почувствовала в нем, можно сказать, товарища по несчастью. Только его мать бросила, а моя просто умерла.

– Как она могла так поступить с ним, я никогда не пойму. Так или иначе, – Элейн махнула рукой, как бы сменив тему, – Кристофер всегда хотел быть фотографом, но его отец этого не одобрял. Уильям – биржевой брокер, и он хотел, чтобы сын пошел по его стопам или хоть как-то работал с финансами. Они ужасно ругались из-за этого. Я всегда была у них рефери. Уильям думал, Кристофер будет голодать, если станет работать фотографом. Но, поверь мне, Кристофер очень неплохо зарабатывает. А он еще так молод. Как видишь, я им горжусь, – она улыбнулась с довольным видом, откинулась на спинку и почесала шею сзади. – И, скажу без ложной скромности, свой первый заказ на фотографию он получил через меня. Я тогда работала в «Рэндом-хауз». У меня был молодой автор, которому требовался портрет.

Я вспоминала наш с Кристофером разговор в той кофейне, когда он говорил, что ему бывает неловко с другими людьми, что он интроверт, и пыталась представить его мальчиком.

– Он хороший парень, – сказала Элейн. – И талантливый. К тому же, очаровашка. Эта его копна волос. И, могу тебя заверить, у него в семье все были красавцами. Видела бы ты его отца, когда он был моложе.

Я улыбнулась и сказала:

– Подружка Кристофера тоже очень хорошенькая.

– А, Дафна, – Элейн насмешливо надула губы. – Это тянется намного дольше, чем следовало бы. И не говори мне, что его мать здесь ни при чем.

– Вам не нравится Дафна?

Я была удивлена.

– Нет, она прелесть. Сама по себе. Я просто не считаю, что она подходит Кристоферу, – она затушила сигарету в пепельнице. – Хотя он никогда не слушал меня насчет Дафны. Надеюсь, ты проголодалась.

Она сменила тему и жестом позвала меня в кухню, которая оказалась просторней всей моей квартирки.

– Пахнет восхитительно, – сказала я, вдыхая аромат чеснока.

На плите медленно кипели три медные кастрюли, чьи бока лизало синее пламя. Еще несколько разноразмерных кастрюль висели на кованой стойке над разделочным столом. На столе лежали травы для соуса: свежий базилик, орегано и лавровые листья.

– Не могу поверить, что вы еще и готовить умеете. Есть ли что-то, что вам не по плечу?

– Ты гладишь мое эго, – она рассмеялась и метнула спагеттину на стену.

Моя мама делала так же. При виде макаронины, прилипшей к кафелю, я испытала болезненный укол.

– Готово, – сказала Элейн торжественно, затем слила воду и выложила макароны в блюдо с пикантным соусом из оливкового масла, белого вина, чеснока, трав и креветок.

Мы уселись в столовой, под второй хрустальной люстрой, за стол, рассчитанный на двенадцать человек. Элейн разлила по бокалам охлажденное шабли и подняла свой.

– За все хорошее.

Еда была восхитительна. Когда мы поели, Элейн сказала:

– Предлагаю переместиться с кофе в гостиную, и я покажу тебе найденные фотографии с мамой.

Наконец-то мы дошли до этого. Я изучила все фотографии с мамой, какие были у меня, запомнила каждую ее улыбку, каждый взгляд и каждый жест. Я сложила в уме собственную версию ее жизни, мою историю. Но я знала, что она неполная. Не считая моего отца, который был сдержан в разговорах насчет мамы, Элейн была единственным человеком, кто мог заполнить пробелы.

Она ушла в другую комнату и вернулась через несколько минут с плоской лакированной коробкой.

– У меня же есть еще какие-то где-то, – она подняла руки, как бы говоря, что «где-то» может быть где-угодно. – Давай, – она похлопала по подушке рядом с собой. – Посмотрим.

Я присела, и она передала мне фотографию, уголки которой были помяты и загнуты.

– Думаю, мы незадолго до этого познакомились.

Я увидела на черно-белом снимке их двоих в дверях отеля «Плаза». Взяв фотографию в руки, я почувствовала мурашки.

– Видишь, насколько ты похожа на нее?