Лето ночи

Крик завершился странно захлебывающимся звуком. Солдата вырвало прямо на священника. Майк отшатнулся, его глаза в ужасе расширились, и он увидел, что поток, извергшийся из вытянувшейся пасти, представлял собой коричневую массу кишащих и копошащихся червей.

Они сыпались на лицо отца Кавано, на его грудь, шею. Они ползли по закрытым векам священника, забирались под расстегнутый воротник рубашки. Некоторые из них упали прямо в его распахнутый рот.

Отец Кавано захлебывался и извивался, пытаясь выплюнуть на траву живую массу, увернуться от нового потока. Но Солдат склонялся все ниже, лицо его продолжало удлиняться, теперь горло священника сжимали нечеловечески длинные пальцы. Сцена походила на отвратительную карикатуру, изображающую настойчивого любовника, который любой ценой хочет сорвать долгожданный поцелуй. Черви извергались из кошмарной воронки рта.

Майк шагнул вперед и замер. Сердце остановилось от ужаса, когда он увидел, как черви, извивавшиеся на груди отца Кавано, впиваются прямо в его плоть и скрываются внутри. Они проникали и сквозь кожу щек и напряженной шеи.

Майк закричал, потянулся за сломанным суком и вспомнил вдруг про пластмассовую бутылочку в кармане.

Он схватил Солдата за воротник, почувствовав пальцами грубую шерсть и тягучую, колышущуюся субстанцию под ней, и выплеснул воду из бутылки прямо на спину этого существа, не ожидая, что результат будет бо́льшим, чем в момент благословения могилы.

Но случившееся превысило все его ожидания.

Спина при попадании на нее святой воды зашипела, как закипает с шипением кислота, попадая на мясо. В ткани появились дыры, как будто ее прошила пулеметная очередь. Солдат издал звук, подобный тому, какой вырывается из пасти большого зверя, попавшего в кипяток, – скорее рычание и бульканье, чем визг, – спина его неправдоподобно изогнулась, затылок восковой головы коснулся ботинок. Бескостные руки скрючились, как щупальца, и замолотили воздух, пальцы удлинились дюймов до десяти и сделались острыми, как лезвия.

Майк отпрыгнул назад и выплеснул остаток содержимого бутылки прямо в лицо чудовищу.

В воздухе запахло серой, мундир Солдата охватило зеленое пламя, и он покатился прочь со скоростью, невообразимой для человеческого тела. Отец Кавано, освобожденный от давившей на него тяжести, лежал без сил. Тело его сотрясала рвота.

Майк шагнул вперед, понял, что запаса святой воды у него больше нет, и остановился футах в пяти перед зарослями можжевельника. Солдат замер, уткнувшись лицом в землю, а потом, согнув пальцы, начал быстро зарываться в глубину. Он скользил сквозь мертвый дерн, и сухие иглы так же легко, как черви, проникали в плоть отца Кавано.

Уже через двадцать секунд Солдат полностью исчез из виду. Майк подошел ближе и увидел на том месте в земле свежий туннель, из которого несло вонью разложившегося мяса. Прямо на его глазах туннель стал затягиваться, съеживаться и вскоре превратился еще в одно углубление в земле. Мальчик повернулся к отцу Кавано.

Священник с трудом поднялся на колени и бессильно прислонился головой к могильному камню. Приступы рвоты повторялись снова и снова, несмотря на то что желудок явно опустел. На теле уже не видно было червей, остались только кроваво-красные отметки на щеках и груди. Отец Кавано рванул рубашку, чтобы убедиться в их отсутствии. Хватая ртом воздух, он беспрерывно шептал молитву:

– О Иисус, Иисус, Иисус…

Майк перевел дух, подошел поближе и обнял священника за плечи.

Отец Кавано рыдал. Он позволил Майку помочь ему подняться на ноги, и они, шатаясь, побрели к воротам.

Уже совсем стемнело. Автомобиль казался темной тенью у черной ограды кладбища. Слабый ветер шуршал листьями деревьев и колосьями, а Майку чудилось, что эти звуки издают твари, ползущие по траве позади него, роющие туннель под землей, по которой они шли.

Он пытался поторопить отца Кавано и с трудом подавлял в себе отвращение, поднимающееся при каждом прикосновении к телу священника. Майк воображал, как черно-коричневые черви, кишащие под кожей его спутника, переползают на него, но не мог оставить отца Кавано в одиночестве. Тот еле переставлял ноги.

Они достигли ворот, машина стояла рядом. Мальчик подтолкнул отца Кавано к сиденью водителя, быстро обежал кругом машины, уселся сам и, перегнувшись, захлопнул дверцы с обеих сторон. Отец Кавано оставил ключ зажигания в машине, и Майк повернул его. Двигатель заработал, Майк тут же включил фары, осветив ближайшие могильные камни и купы деревьев. Высокое распятие в дальней стороне кладбища осталось в тени.

Священник что-то пробормотал.

– Что? – переспросил Майк, прерывисто дыша.

Эти темные тени вправду ползут по кладбищу или ему только кажется? Трудно было сказать.

– Ты… Тебе придется… самому вести машину, – выдохнул отец Кавано и обмяк на сиденье, навалившись на Майка.

Мальчик досчитал до трех, распахнул дверцу, стремглав обежал машину и шмыгнул на сиденье водителя, отодвинув тело стонущего священника. Он быстро захлопнул за собой дверцу. Что-то действительно двигалось вдоль стены сторожки.