Лето потерянных писем

– Для меня это ты, – повторила я. – Брат точно бы к сестре такого не чувствовал.

Он сглотнул.

– Нет.

Мы помолчали.

– Вообще, может…

Я выпрямилась и уставилась на Ноя.

– Как бы я хотел увидеть тебя обнаженной в лунном свете среди роз.

Он уставился на меня. А потом его взгляд опустился на мои губы.

Ой. Наверное, стоило дать вначале контекст. Щеки окрасились румянцем.

– Это из одного письма.

– Угу. – Он не сводил взгляда с моего рта.

– Я не… – Язык самопроизвольно высунулся, чтобы облизать губы, а когда я поняла, что делаю, то резко выпрямилась. Стало очень трудно дышать. – Я не собиралась… нет…

– Не волнуйся, Шенберг, я понял. – Ной отвел глаза, а потом, криво усмехнувшись, снова на меня посмотрел. – Не могу понять, я возбужден или испытываю отвращение.

Я захихикала, радуясь, что напряжение улеглось.

– Правда? – Я открыла следующее письмо. – Это же наши бабушка с дедушкой. Ужас!

– Точно. – Ной напрягся, как мужчина, отправляющийся на войну. – Перешли мне письма.

– Какой ты храбрец. – Я прислала ему ссылку на альбом.

Растянувшись на животе, я переворачивала страницы ранних альбомов, пока Ной читал письма. Я увидела маленькую девочку, лет четырех-пяти, с короткими волосами, без улыбки и в тяжелом пальто. Я бы не признала ее, если бы не листала альбомы по годам, видя ее в четырнадцать, в десять, в восемь лет. Но теперь я ее узнала по форме глаз и подбородка. Если больше ничего не разведаю, то хотя бы буду знать, как она выглядела.

Время от времени Ной зачитывал вслух строки из писем.

– «Каждый раз, когда я касаюсь розы, она напоминает мне о твоей коже, такой же нежной, как этот цветок, и я глажу пальцами алые лепестки…» – Он замолчал, из его горла вырвался сдавленный звук. Щеки Ноя заалели, а глаза ярко блестели. – Это написал мой дед.

– А на меня чего смотришь! – Я перекатилась на спину и уставилась в потолок, взволнованно ощущая на себе взгляд Ноя. – Они были для моей бабушки! Зачем ты прочел вслух?

– Не знаю!

С минуту мы полежали молча.

– Ладно, нам надо сменить тему, – наконец сказала я. – Просто теперь я думаю о лепестках розы.

Он начал хохотать, я тоже, и мы скорчились на полу от безудержного смеха.

– Хорошо, но что случилось? – спросил Ной, как только мы успокоились. – Если они были влюблены, то почему не поженились?

– Ты о чем? У них не получилось. – Я снова подумала про письма. «Не делай глупостей». – Я практически уверена, что она его бросила.

Ной был потрясен.

– Она его бросила?

– Эй. – Его удивление немного меня оскорбило. – Да, она же ему отказала. Он умолял ее вернуться.

Ной нахмурился.

– Не верю.

Я тоже нахмурилась.

– Тогда прочти письма.

Так он и сделал, и на его лице появилась недоуменная гримаса.

– Почему она не вернулась?

– Не знаю, наверное, поняла, что он встречается с другой уже несколько лет, и на нее подействовали нравственные убеждения пятидесятых годов.

– Почему он вообще встречался с моей бабушкой, если любил твою?

– Ну тут все понятно, – пожала я плечами. Я навела справки о Хелен Барбанел (в девичестве Данцигер из «Данцигер Медиа». В Сети я нашла фотографию из архивов «Нью-Йорк таймс», на которой Хелен выглядела богатой и красивой, и статья со мной соглашалась, как и все поздние заметки о ней, которые мне удалось отыскать. – Моя бабушка была сиротой из Германии. Твоя – очень богатой и из высшего общества. Все сходится.

– Нет, не сходится. – Ной снова нахмурился. – Тебя это не волнует? Они любили друг друга и расстались.

Не совсем. Во всяком случае, меня это не удивляло. Не так, как удивило Ноя. Я наклонила голову.

– А что, Ной, ты романтик?

Он тут же отгородился от меня.

– Ты считаешь меня дураком.

– Нет. Я считаю, это… мило.

– Мило. – Ной пренебрежительно засмеялся и запустил руку себе в волосы. – Класс.

Я сказала «мило» не в уничижительном значении. Я действительно так считала.

– Да, я думаю, это мило. Но не очень разумно верить, что люди всю жизнь будут вместе, потому что любят друг друга, однако… я хотела бы так думать. Полагаю, это действительно мило.

Мы посмотрели друг на друга. «Будь смелее», – почти услышала я Нико. «Замути с кем-нибудь», – сказала Стелла. По спине побежали мурашки. История повторяется.

В коридоре раздался чей-то голос.

– Эй, есть кто дома?

Ной застыл.

– Вот дерьмо.

– Кто это?

– Моя мама. – Он начал запихивать альбомы обратно.

– Ты вроде говорил, что никому нет дела, если нас тут найдут, – прошипела я.

– Я приукрасил. Собирайся.

Мы выскользнули из кабинета и пошли по коридору. Если этот парень проведет меня тайком через черный ход как прислугу, я…

Он привел меня на кухню.

– Привет, мам.

О нет. Лучше бы ко мне отнеслись как к прислуге.

Женщина в изящном наряде оторвалась от пакетов с продуктами. На ее лице появилось удивление.

– Милый, я не знала, что ты дома.

– Да. – Ной прокашлялся. – Это… эм, Эбигейл.

– О, Эбигейл! – произнесла она мое имя так, словно слышала его не первый раз. – Приятно познакомиться.

– Взаимно. – Обо мне упоминал двоюродный дедушка? Как о девушке, запершейся с Ноем во время вечеринки? Как неловко.

– Чем занимаетесь?