Лето потерянных писем

– Хрустальная ночь вынудила международное сообщество собраться и обратить на случившееся внимание. Многое можно скрыть, но только не зверские убийства. Евреи, квакеры и британские лидеры обратились к премьер-министру с просьбой разрешить Англии принять еврейских детей и подростков. На следующий день был подготовлен законопроект. Его быстро одобрил парламент, и через три недели после Хрустальной ночи в Великобританию прибыла первая группа детей из Германии. В общей сложности из Европы в Англию приехали десять тысяч детей в возрасте до семнадцати лет.

– Выходит, мы тоже это сделали? – спросил Ной. – Приняли детей?

Она усмехнулась.

– Не совсем так. Американцы попытались продвинуть подобный законопроект как в Англии, но его отклонили.

Ого.

– Почему?

– Многие считали, что беженцы не их проблема. Они были евреями. В Штатах их и так хватало, а нацистов считали проблемой Европы. Однако некоторые отказались сидеть сложа руки. Эти люди начали неофициальную программу американского Киндертранспорта, в частном порядке привозя детей в Штаты. Они устраивали детей в приемные семьи, с которыми они жили до исполнения двадцати одного года. Эти простые граждане спасли больше тысячи детей, так операцию и окрестили – «Тысяча детей».

Тысяча детей. Огромное число, хотя не такое большое, как десять тысяч. И все же тысячу детей спасли без вмешательства правительства. Тысяча жизней была спасена действиями обычных людей.

– Думаю, я познакомлю тебя с моей подругой, доктором современной еврейской истории, – сказала рабби. – Она попробует выяснить, была ли твоя бабушка в той группе детей.

– Да, пожалуйста, – ответила я. – Спасибо огромное.

– Отлично. – Она взглянула на часы. – Уже пора начинать. Вы останетесь на службу? – Она увидела наши лица и засмеялась. – Вы не обязаны.

Я уже открыла рот, но Ной пнул меня под столом.

– Думаю, мы пойдем. Большое спасибо, что встретились с нами.

– Не за что. Приходите в любое время. Приятно познакомиться, Эбби.

Мы вышли, и я глянула на Ноя, пока мы шли по коридорам.

– Так что это за дендрарий?[10]

– Это парк в Бостоне.

– Э… древесный парк?

Ной изогнул губы.

– Ну, ты не ошиблась.

– Суффикс «рарий» его выдал, – пошутила я. – Какой затасканный синоним для парка. Ведь люди постоянно бегают по кругу и приговаривают: «Мистер Рарий, не паркуйте машину в Гарвардском дворе», – добавила я, изображая наш знаменитый массачусетский акцент.

– Ты смешная, – рассмеявшись, сказал Ной и открыл дверь. Он покачал головой, а я широко ему улыбнулась, разволновавшись от своей ужасной шутки.

Ной резко замер.

– Что? – Я повернулась в том же направлении и увидела, как прямо к нам идут его родители. И тоже остолбенела, как олень в свете фар. – О нет.

– Эбигейл! – остановилась рядом с нами мама Ноя. – Как я рада снова тебя встретить. И Ной. Такая неожиданность. Что вы тут делаете?

– Эбигейл переживала о моем здоровье.

Его мама нервно улыбнулась.

– Он шутит, – быстро вмешалась я. – Мы… – Упс. На самом деле не очень-то хотелось упоминать мою бабушку. – Просто заскочили на минутку.

– Останетесь на службу?

Ной покачал головой:

– Не!

Впервые в разговор вступил его отец, и тон его сочился неодобрением.

– Почему?

– У нас уже есть планы, – ответил Ной и взял меня за руку. Не знаю, для чего: чтобы поддержать или тащить за собой, если придется бежать.

– Хм. – Гарри Барбанел обратил внимание на меня. – А как, хм… продвигается твое… расследование, Эбигейл?

Мне не нравилось, что Гарри Барбанел называет меня полным именем. Вот из уст Ноя это звучало мило, а у его папы – нет. И мое расследование? Ну, с ним уж я меньше всего хочу его обсуждать, памятуя, как он кивком позвал Ноя домой в «Золотые двери» после того провального ужина. Я помнила, в каком напряжении Ной вернулся в стан Барбанелов.

Поджав губы, я улыбнулась мистеру Барбанелу.

– Хорошо.

Миссис Барбанел взяла мужа за локоть. Наверное, она тоже была готова утащить своего партнера.

– Тогда приятного вечера. Еще увидимся.

Мы подождали, пока родители Ноя скроются в молельной, и еще минуту шли молча. Но даже потом я старалась говорить негромко.

– Твои родители что-нибудь упоминали об ужине на прошлой неделе? Что они знают о моем, эм… расследовании?

Ной покосился на меня.

– Теперь почти все. У нас состоялась семейная дискуссия.

– Ты серьезно? – почти взвизгнула я. – И что собой подразумевает «семейная дискуссия»?

– Ничего особенного. Папа потащил меня в кабинет деда вместе с мамой и бабушкой. Дед рассказал моим родителям, что Рут росла в его семье, но это все. Потом папа спросил у меня, почему дедушка сильно расстроился, а бабушка вела себя так странно… и… – Ной пожал плечами.

– И что?

– Я рассказал ему о письмах. Об Эдварде и Рут. О том, как я пытаюсь помочь тебе узнать историю твоей семьи.