Лето потерянных писем

– А ты знала, – сказала Лекси, наклонившись к Стелле, – что лимбическая система китов – участок мозга, который отвечает за обработку эмоций, – развита лучше, чем у человека? Поэтому киты чувствуют больше эмоций, чем люди. Представь, что твоих лучших друзей убили и ты чувствуешь еще большую печаль, чем способно человечество. Вот что чувствовали киты, когда на них охотились китобои.

Мы все на нее уставились.

– Господи, Лекси, – воскликнул Эван, – ты не могла нам рассказать что-то не настолько депрессивное?

Стелла поцеловала Лекси.

– Если бы тебя убили, мне было бы так же грустно, как киту. – Отлично. Теперь я чувствую тревогу из-за эмоций китов.

Когда компания снова разбрелась, мы с Джейн продолжили наш разговор.

– Так вот почему ты не показываешь интерес к Мейсену? – прошептала я. – Потому что ты поглощена собой и понимаешь, что используешь его? Или ты отталкиваешь приемлемого кандидата и запала на того, которого точно никогда не получишь, и прекрасно это знаешь?

– Приемлемый кандидат?

– Ой, заткнись. Ну ладно, назовем его здравым отвлекающим фактором!

– Давай лучше про Ноя. У меня возникла отличная мысль про вас.

– О нет.

– Я почти разведала истинную причину, почему Барбанелы не хотят, чтобы ты рылась в прошлом. А вдруг… – она сделала драматичную паузу, – Эдвард Барбанел на самом деле отец твоей мамы?

– Что? О боже, Джейн, ты меня удивляешь.

– Погоди. Может, у твоей бабушки был роман с Барбанелом, и она забеременела, но притворилась, что ребенок не от него. Но Барбанелы знают. И теперь они обеспокоены, что твоя мама узнает и попытается забрать половину состояния, ведь оно ее по праву. Не говоря уже о том, что вы с Ноем кузены.

– Дже-е-ейн! – жалобно заскулила я. – Зачем ты такое говоришь!

– Разве не прекрасная история? – Она была довольна, как слон.

– Нет.

– Теперь ты задаешься этим вопросом.

– Джейн! – Я уронила голову на руки. – Мерзость какая!

– Мерзость, если вы сойдетесь. Но ты говоришь, что это не входит в повестку дня.

– Нет. – Только я хотела этого больше всего на свете. – Боже, Джейн!

Она поиграла бровями.

– Ты хочешь своего кузена.

– Он мне не кузен!

Господи боже мой. А что, если все-таки кузен?

Нет. Невозможно. Мама родилась через несколько лет, как прекратили приходить письма. Бабушка и Эдвард Барбанел тогда уже сыграли свадьбу с другими.

– Ладно, как скажешь, – сказала Джейн, когда я изложила свои убедительные доводы. – Но, возможно, им удалось встретиться или продолжить любовную связь.

– Я тебя ненавижу. Не было такого. – Ведь не было, правда?

– Чего ты так на меня пялишься?

– Как? – Я быстро отвела от Ноя взгляд, сосредоточившись на тройной шоколадной горке.

Мы взяли по мороженому и пошли с ним на пристань. Была половина восьмого и еще слишком жарко, хотя над водой гулял легкий ветерок. Мы сидели на краю пирса, свесив ноги к воде. Солнце еще высоко стояло в зените – дни в это время года текли мучительно долго, а темнело не раньше восьми вечера.

– Как на пришельца.

– Неважно. Ты же не пришелец. Мы не пришельцы. Ничего такого.

Я не стала поднимать ту тему. Во-первых, предположение Джейн – полное безумие. Во-вторых, признание, что меня это волнует, фактически означает, что я питаю интерес к Ною? При других обстоятельствах мне стоило бы радоваться, что у меня есть кузен.

Йоу, кузены!

Бу-у, целующиеся кузены.

Фу, фу, фу, забыли. Я взяла в руки телефон.

– Утром я получила письмо от подруги раввина.

Я увидела, как Ной наклонился к экрану, и один локон упал ему на лоб. У меня не зудели руки убрать этот локон. Конечно, нет.