Лето потерянных писем

«В парижской церкви ко мне примкнула девочка по имени Рут. Ей было четыре года, и она жила в соседнем городе. Она была тихоней и очень внимательно за мной наблюдала. Думаю, она безумно скучала по своим родителям и, наверное, ожидала, что остальные тоже ее бросят. Тогда я впервые поняла, что обязана быть сильной ради других. Я обязана о ней позаботиться, потому что у нее никого не осталось, а я была старше и могла сойти за взрослую. Мы вместе оказались на пароходе «Бабетт», который за неделю доставил нас из Парижа в Нью-Йорк. У некоторых взрослых началась ужасная морская болезнь, но мы были здоровы. Это было чудесное время. Я никогда не плавала на корабле. Это почти напоминало отпуск.

«Немецкая еврейская помощь детям» определила меня, Рут и нескольких детей в Хольцман-Хаус в Нью-Йорке в ожидании семей, готовых нас принять. Мы провели вместе несколько недель, но я не помню, что случилось с девочкой. Наверное, ее забрала семья, но зато помню, что она тенью ходила за мной, а потом вдруг пропала. Помню, я подумала: «Ты не научишься расставаться с людьми, пока не окажется слишком поздно».

В общем и целом, в Хольцман-Хаус оказалось не так плохо, хотя он был забит людьми. Мне было пятнадцать, семьи не горели желанием меня забирать, а я хотела найти работу и жить самостоятельно…»

Мы послушали еще несколько минут, но женщина больше не упомянула бабушку. Я поставила на паузу и посмотрела на Ноя вытаращенными глазами. Меня потряхивало от волнения.

– А ведь я сомневалась, что мы что-нибудь найдем.

– Но это она. Она ведь, верно?

– Должна быть. Рут. «Бабетт». Четыре года. – Я покачала головой. – Представить не могу, как о себе-то позаботиться, а тут маленький ребенок. А ее размышления о том, что это напоминало отпуск?

– Дети выносливы. Да и, наверное, это действительно казалось им отпуском в сравнении с тем, что они уже пережили.

– Ты прав. – Я вздохнула. – Ладно. Итак. Что это может быть за «соседний город»?

– Вначале она назвала, откуда она родом. Давай отмотаем.

Женщина по имени Эльза Фридхофф приехала из Гамбурга. Мы открыли карту на моем телефоне и стали внимательно ее изучать. Гамбург располагался северо-западнее Берлина, недалеко от Дании. Это был портовый город на пересечении трех рек. Вокруг него на карте находилось множество небольших городков, многие из них прибрежные: Бремен, Люнебург, Шверин, Любек, Куксхафен.

– Это уже начало.

– Однозначно.

Мы вышли из библиотеки вечером, но солнце еще находилось в зените, а небо было голубым. Во дворе туристы, стоя на ступенях библиотеки, делали фотографии, а в тени высоких деревьев лежали студенты. Мы прошли через арку одной из окружавшей колледж стен и снова оказались на шумной площади. Легонько раскачивая руками, иногда мы касались друг друга, переходя последнюю улицу на набережную с лодочной станцией и дорожками, расходящимися в разных направлениях. Мы пошли направо, мимо высокого камыша, растущего вдоль берега, и вразвалочку гуляющих гусей.

Через реку Чарльз перекинулся небольшой пешеходный мостик, и мы поднялись на середину, разглядывая все вокруг. Вдоль воды шли длинные берега с пышной растительностью, а к небу вздымались яркие своды роз. Ной прислонился к широким каменным перилам.

– Отец каждую осень возил нас сюда смотреть парусные гонки. Он участвовал за Гарвард.

– Выходит, ты преемник традиций?

Ной угрюмо улыбнулся.

– Да.

– Но он же не рассчитывает, что ты будешь участвовать в соревнованиях по гребле?

От этого вопроса на его лице появилось насмешливое выражение.

– В точку.

– А ты хочешь?

Ной снова посмотрел на воду, на следующий вырисовывающийся на фоне неба мост.

– Я хочу, чтобы он мной гордился. А он любил греблю. Любит парусные гонки. Когда мы приезжали сюда, он всегда казался таким счастливым.