Лето потерянных писем

– В основном. Хотя законы Америки, в отличие от европейских, указывали, что приемные дети должны жить в семьях с той же религией. Сначала еврейских семей не хватало, и люди стали нервничать и предавать это огласке из-за антисемитизма. Ортодоксальные семьи пытались выступать добровольцами, но «Детское бюро» им часто отказывало, потому что мест в их доме не хватало.

– Думаю, лучше жить в переполненном доме, чем остаться совсем без дома, – заметила я.

– Сплошная бюрократия. К счастью, пошла молва, многие семьи прослышали о программе и распахнули двери своих домов. – Она кивнула Ною. – И посмотрите, что может сделать один человек, одна семья. Семья его дедушки дали кров твоей бабушке. И вот теперь ты здесь.

Теперь я здесь.

Гарвардская библиотека Уайденера занимала большую часть Гарвардского двора. Чтобы подняться к коринфским колоннам при входе в красное кирпичное здание, пришлось пройти несколько дюжин ступенек. Доктор Вайс провела нас в библиотеку.

– Здесь более трех с половиной миллионов книг, – сообщила она. – И пять миль стеллажей.

Я явно не единственная, кто одержим книгами и библиотеками.

Она помогла нам настроить прослушивающие устройства и нашла две аудиозаписи людей, которые плыли с бабушкой на одном корабле.

– Сообщите, если что-нибудь узнаете, – попросила она. – Надеюсь, ваши поиски увенчаются успехом.

Она ушла, и мы с Ноем надели наушники и переглянулись. Ной кивнул.

– Начнем. – И мы нажали кнопку проигрывания.

В какой-то момент, во время прослушивания, Ной взял меня за руку. Я посмотрела на него и увидела, что он смотрит в потолок и рассеяно водит большим пальцем по моей ладошке.

Полагаю, в этом-то весь Ной. Мне нет необходимости все ему объяснять. Не нужно было говорить ему, что в эту минуту мне хотелось бы, чтобы он взял меня за руку. Не нужно объяснять свои чувства, потому что он испытывал те же эмоции.

Через два часа своего жизнеописания Майкл Сальтцман начал рассказывать про путешествие из Парижа в Нью-Йорк. Я оживилась, но он тут же закончил излагать, ничего не упомянув про бабушку. Вместо этого я услышала, как его разлучили со старшим братом и отправили к дальней родне в Калифорнию, в семье которых никто не говорил по-немецки, а он не говорил по-английски. Однако ему понравились пальмы.

Через двадцать минут Ной резко поднял голову.

– По-моему, я кое-что нашел.

– Правда? – Я поставила запись Майкла на паузу. – Что?

– Вот. – Он отмотал запись, и мы оба вставили по наушнику. – Готова?

Я кивнула, и в ухе раздался теплый скрипучий голос с резким немецким акцентом.