Стараясь не думать о том, насколько ещё хватит наших сил, я сосредоточилась на гребках. Следующая промежуточная цель… гребок… следующая… гребок… почему ноги тянет ко дну? Цель… гребок… цель… гребок… почему руки так устали, разве мы долго плывём? Далеко ли позади огонёк лодки? Нет, оглядываться нельзя, это лишняя трата сил. Только вперёд. Только чёрная полоска заветного берега перед глазами… по-прежнему далёкая. Только мириады звёзд наверху, среди которых ни одной падучей. Жаль, что я так и не успела загадать желание! И, как назло, теперь знала, что нужно было загадывать, теперь бы я…
– Дайка! – сбоку раздался беспорядочный плеск. – Нога! Ногу скрути…
Лицо Яринки с панически разинутым ртом было поднято к небу. В глазах вспыхнуло отражение звёзд – и тут же погасло, залитое водой.
Я оказалась рядом с подругой в два отчаянных гребка (только не судорога, нет, это же конец!) больше похожих на прыжки, но она уже вынырнула на поверхность, хрипло втянула воздух, снова начала погружаться… Я схватила её за волосы, потянула к себе, но Яринкины руки взметнулись из воды и стиснули мою шею, утаскивая за собой вниз, под воду. Мир вокруг исчез, сменившись непроглядной темнотой, и это напугало меня больше, чем холодная вода, льющаяся в рот и нос. Подтянув колени к груди, я сделала то единственное, что было разумно в нашей ситуации – обеими ногами с силой оттолкнула подругу от себя, разрывая душащее кольцо её рук. Вынырнула, жадно вдохнула…
От толчка Яринкина голова тоже показалась на поверхности, запрыгала, как поплавок, вверх-вниз, в отчаянных попытках удержаться над водой. К счастью, я знала, что делать. Ася и Вика, наши старшие «коллеги» в Оазисе – спасибо им сейчас из далёкой Сибири – научили меня. Снова оказавшись рядом с тонущей подругой, я подхватила её под мышки, на этот раз – правильно, сзади, дёрнула вверх. Яринка мотнула головой, и её затылок врезался мне в переносицу, отчего в глазах вспыхнули белые огни, но я не выпустила брыкающееся тело. Перехватила второй рукой, попробовала запрокинуть Яринку на спину и закричала ей в ухо, хрипло и страшно:
– Ложись! Ложись на спину и расслабься! Как на море, помнишь?!
Наверное, она помнила: мы любили так качаться на пологих волнах прибоя, глядя в бездонное голубое небо. А ещё моя Яринка даже на краю гибели оставалась моей Яринкой, и она сумела побороть панику. Тонкое тело изогнулось в моих руках, выпрямилось и легло на воду: дрожащее, натянутое как струна, но неподвижное.
– Вот так, хорошо, – я говорила еле слышно, словно громкий голос снова мог повергнуть подругу в панику, – А теперь расслабься. Вода держит, помнишь? Пусть течение само несёт нас. Сейчас полежим, отдохнём и поплывём дальше. Всё получится…
Я бормотала что-то ещё, при этом вытягиваясь рядом с Яринкой, сжимая её руку в своей. И только сейчас осознала, что свет, вспыхнувший в моих глазах при ударе Яринкиной головы, не погас. Он отражался от чёрной воды, от наших тел, танцевал белыми бликами на волнах…
– Там! – подруга тоже шептала, боясь повернуть голову и лишь отчаянно кося глазом в сторону китайского берега. – Оттуда!
А прежде чем я успела увидеть и понять то, что уже увидела и поняла она, над рекой, в клочья разрывая ночную тишину, разнёсся далёкий ещё рёв. Рёв заводящегося катера, который уже какое-то время держал нас в луче своего носового прожектора. Разнёсся, подобно трубному гласу с небес, и начал приближаться.
Мы с Яринкой лежали на воде, в зыбком равновесии раскинув в стороны руки и ноги, мы были совершенно беспомощны и обессилены, и мы могли только надеяться, что на этот раз встретили друзей. Что сейчас к нам на помощь идут те, кто должен был увидеть посланный с моста сигнал. Что это люди Ральфа. Или беглецы. Или и те, и другие. Что это не проснувшиеся пограничники, стреляющие на поражение, без предупреждения. Что это вообще настоящий катер и настоящий свет, а не милосердная галлюцинация мозга, умирающего сейчас под водой от недостатка кислорода.
Рёв нарастал, вода пробками стояла в ушах, и я не сразу расслышала слово, которое снова и снова повторяла Яринка, стискивая мою ладонь.
– Загадывай! Загадывай! Загадывай!
Не понимая ещё, чего она хочет, я повернула голову и увидела, как над китайским берегом, над чёрным зеркалом Амура, над несущимся по нему пятном света взлетает белая комета. Взлетает, такая же, как та, что была отправлена в ночное небо решающим и единственным выстрелом моей Пчёлки. Взлетает, веером рассыпая вокруг себя серебряные падучие звёзды.
И, глядя, как рождаются и тут же гаснут их короткие, но такие яркие жизни, я загадала.
Стихи моей читательницы в качестве эпилога
Лето (не) придёт во сне
(I)
Сон проходит, но лето здесь – только летнего больше нет.
И прожектором по глазам бьёт с границы смертельный свет,
И зелёная гладь тайги прерывается белизной —
Звёзды падают в темноте, «будь со мной, до конца со мной».
Но конец неприглядно скор, и смеётся его оскал,
Громыхает, хохочет зло над чужими детьми река,