И он замаскировал. Каким бы ни был Бранко человеком, что бы ни рассказывал про себя вчера, но талант оставался неизменной и лучшей чертой его личности.
Зеркала у нас не нашлось, и после произошедшей метаморфозы пришлось терпеть, пока мы не собрали вещи и не вернулись к машине, где я смогла увидеть себя в зеркале заднего вида.
Зрелище не обрадовало. Словно тёмная амёба расползлась по правой стороне моего лица, уродливыми ложноножками захватив подбородок, часть шеи, висок…
– Это точно смоется? – опасливо спросила я у Бранко, скользя кончиками пальцев там, где ещё недавно на моей коже красовалась пушистая сосновая лапка.
– Можешь не сомневаться, – успокоил устраивающийся за рулём парень и ехидно заметил. – Девочки такие девочки! Нам, может, жить осталось считанные дни, а ты о внешности беспокоишься.
Его слова вернули меня к суровой действительности. Впрочем, в моих глазах она выглядела не так мрачно. И я деловито осведомилась, захлопывая дверцу машины.
– У тебя есть план?
– Если это можно назвать планом, – буркнул Бранко. – Любыми способом связаться с Доннелом и уповать на то, что он придумает, как нам помочь.
– А как он сможет нам помочь, если ему даже на Русь приехать нельзя?
– Думаю, у него здесь хватит связей для этого.
В лесу опять тонко засвистела неугомонная птичка и некоторое время мы молчали, прислушиваясь и думая каждый о своём. После вчерашнего разговора меня не оставляло двойственное чувство по отношению к моему спутнику. С одной стороны, я была ему безгранично благодарна и вообще испытывала необъяснимую симпатию, начиная с нашей первой встречи. С другой – Бранко явно оставался тёмной лошадкой. Я не могла не отметить, насколько иначе он выглядел теперь, чем раньше в Оазисе. И дело вовсе не в разительной перемене внешнего облика, не в том, что никто бы, наверное, сейчас не узнал в этом худом, хмуром и уже начавшем зарастать щетиной парне прежнего яркого, ухоженного, немного жеманного Бранко. Словно он снял маску, которую носил так долго, что все привыкли думать, будто она и есть его истинное лицо.
У меня даже закралось подозрение, что он решил спасти меня от Ховрина вовсе не из благородных побуждений, а, как и сказал вчера Карл, в расчёте на благодарность Ральфа. Эта мысль мне совершенно не понравилась, и я отмела её с негодованием. Какая глупость: ведь, если бы Бранко нужно было вернуться в Европу, он бы просто взял и вернулся, без этой ссоры с Ирэн и Карлом, без авантюры с вызволением меня из больницы, без вчерашней изматывающей дороги!
Но я всё-таки спросила:
– А разве ты не можешь уехать из Руси без помощи Ральфа? Как-то же ты въезжал и выезжал раньше?
Бранко невесело усмехнулся.
– Вот чем ты слушаешь? Русь ужесточила въезд и выезд для иностранцев! Я и раньше находился здесь не совсем легально, и если по морю из Оазиса можно было кататься туда-сюда через своих людей в одесской таможне, то сейчас сделать этого без помощи Ирэн или Карла я не смогу.
– То есть… – я напрягла память, пытаясь собрать в кучу всё, что слышала о таких вещах раньше. – Ты вроде как нелегал? Подлежишь депортации?
Бранко посмотрел на меня почти с жалостью.
– Ох, бэби… если бы всё было так просто: взяли и депортировали. Я гражданин Евросоюза, незаконно находящийся на руссийской территории. По закону времён железного занавеса, считай, шпион.
Я невольно присвистнула, чем удивила саму себя – никогда не умела толком свистеть.
– И что будет, если тебя поймают?
– Ну, – Бранко вздохнул. – Документы я с собой не взял, не дурак, так что, учитывая мой безупречный русский, есть шанс, что меня вместе с тобой примут за простого бродягу. Отправлюсь в колонию-поселение, пожалуй.
– И я тоже?
– Сколько тебе сейчас? Четырнадцать? Нет, ты скорее в приют.
– На мне поджог церкви.
– Тогда расстрел.
Я уставилась на Бранко, открыв рот, и только заметив, как ползёт вверх уголок его рта, поняла, что это была шутка. Мы нервно расхохотались и хохотали добрых пару минут, после чего напряжение заметно спало.
– Ладно, – Бранко завёл мотор и сдал назад, заставив машину медленно выбраться из кустов, куда мы её вчера так тщательно спрятали, – не надо о плохом. Лучше будем надеяться, что добрый дядя Ральф потянет за нужные рычаги и вытащит нас отсюда.
Вытащит нас отсюда… Я смотрела на хлещущие по лобовому стеклу ветки, и размышляла, как лучше сказать Бранко о том, что дальше нам с ним не по пути. Спокойствие и даже радость, с которыми я проснулась утром, объяснялись одним простым фактом – я по-прежнему не знала, что мне делать дальше, зато точно знала, чего делать не надо.
– Бранко. Я никуда не поеду, даже если Ральф сможет это устроить.
Парень повернулся ко мне всем корпусом, казалось, совершенно забыв, что находится за рулём.
– В смысле? Что значит – не поедешь? Разве ты не хотела на Запад?
Я вздрогнула. Неясные подозрения вернулись. О нашей с Яринкой детской мечте убежать в далёкие чудесные страны-где-всё-можно, знал только Ральф.
– С чего ты взял, что я этого хотела? – мой вопрос прозвучал так резко, что мог показаться даже враждебным, и брови Бранко недоумённо приподнялись.