Лето придёт во сне. Запад

– Мерзость, говоришь?! Тебя бы на моё место! Когда бабы сто лет не было и яйца уже пухнут, а перед глазами каждый день эти школьницы мельтешат!

Бранко не удивился внезапным откровениям, невозмутимо парировал:

– Это не повод насиловать ребёнка.

– Да не собирался я её насиловать! – взревел Белёсый и даже привстал на стуле. – Просто потискать хотел, хорошенькая же такая… А я на вахте месяцами…

– В частной охране?

От неожиданности Белёсый осел обратно на стул. Забормотал:

– В какой частной? Парень, ты с луны свалился?

– Из Сербии, – тем же ровным голосом ответил Бранко, и у Белёсого отвисла челюсть.

– Да ладно… западнюк что-ли?

– Выходит, так.

– А тут чё? А с ней как?

– Долгая история. Так что там с твоей охраной?

Белёсый, вся злость которого уже улетучилась, а в глазах светилось живое любопытство, поскрёб намечающуюся плешь.

– Так на Руси везде одна охрана. Вневедомственная. Почти армия. У нас строго, выходных с гулькин нос, отпуска ещё хрен допросишься, если людей не хватает. Я уже третий год без отдыха корячусь. Да и зарплата – смех один… вот крыша и едет временами. Была бы семья, оно легче, семейных отпускают охотнее, а мне вроде как и в отпуск незачем.

– Так чего не женишься? Всё лучше, чем на детей прыгать.

Белёсый снова уставился на Бранко, как на новые ворота.

– Во ты чудила… Думаешь, так просто взять и жениться? Кто отдаст дочь из хорошей семьи за такого, как я? У меня ж даже жилья своего нет, по съёмным халупам обретаюсь.

Бранко скривился.

– О как. А на девушках не из хорошей семьи жениться гордость не позволяет? Сам-то какого благородного роду?

– Нормального я роду! – огрызнулся Белёсый. – А жену выбирать по уму нужно, мне с ней жизнь прожить.

До этих слов я с любопытством слушала перепалку своих «сокамерников», но теперь сочла нужным вмешаться:

– На производстве полно хороших девушек. И в приютах вроде нашего. Они все замуж хотят.

– Чииивоо? – тонко протянул Белёсый своим прежним мяукающим голосом. – Да меня наши мужики на смех поднимут! Это же днище – ублюдка в жёны взять. Думаешь, я не знаю, как дети в ваши коррекционные приюты попадают? От каких родителей?

Я сжала кулаки, вдохнула побольше воздуха, но Бранко опередил меня с ответом.

– Ишь ты, гордые вы какие, православные мужики! Так и ходите с опухшими яйцами, значит? Или на путан деньги спускаете?

Белёсый выразительно постучал пальцем по лбу и закатил глаза.

– Какие путаны, чудик? Здесь тебе не ваша блядская Европа, у нас такого нет.

Я засмеялась. Пожалуй, даже заржала, да так, что чуть не сползла по стенке на пол. Белёсый изумлённо воззрился на меня, но ничего не спрашивал, пока я, кое-как отсмеявшись и всё ещё фыркая, сумела выдавить:

– Знаешь, где я была два года? В элитном борделе, куда наши чиновники и попы ходили как на работу. Нет у нас такого, ага…

Я снова прыснула, а Белёсый вроде смутился.

– Ну… я краем уха слышал об этом, хоть и говорят, что неправда. Да только, если где такое и есть, то нам, простым людям, не по карману.

Бранко тоже улыбался.

– Так как же вы, простые, но гордые, проблему опухших яиц решаете?

– Да как? По-всякому, – бормотнул Белёсый, – Что подвернётся. Кто-то вдовушку сговорчивую нашёл, кто-то с замужней тайком договорился… не за просто так, конечно. Кто-то и девицу с производства огулял. А кто вообще по-простецки, какую в тёмном переулке отловил, та и любовь, хе.

Я снова сжала кулаки.

– Уроды.

– Уроды, конечно… – неожиданно согласился охранник. – А что делать? Сам-то я таким не промышляю… охота разве потом евнухом ходить из-за одного-то чпока?

– Евнухом? – заинтересовался Бранко. – Так на Руси за изнасилование, правда, кастрируют? Я думал – сплетни.

– Да не кастрируют, – отмахнулся Белёсый. – В смысле, не отрезают там ничего. Но что-то уколют, и потом у тебя до конца жизни даже под гимн не встанет. И болеть будешь.

– Хоть что-то здесь правильно, – буркнула я себе под нос, но Белёсый услышал.

– Правильно, говоришь? А то, что с теми, кто по глупости с замужней спутался, то же самое делают, тоже правильно? Иль кто девицу потоптал, а жениться не захотел? Или когда баба сама мужику на хрен прыгает, а потом говорит, что он её заставил?

– Правильно! – злорадно ответила я – Прелюбодеяние – грех, если ты забыл.

Белёсый сузил водянистые глаза, но Бранко заговорил раньше него.

– А вот скажи-ка мне, православный, стоило оно того? Вся ваша традиционность и скрепы – стоили таких жертв? Того, что эта девочка сиротой осталась? Что её и многих других в бордель продали? Что приютским детям ничего хорошего в жизни не светит? Что ты и другие простые мужики годами не траханные сидите?

Белёсый ответил не сразу. Снова сгорбился на стуле, нахмурил лоб. Наконец сказал задумчиво:

– Я человек маленький, далеко не вижу. Но наверно стоило. Мы – сверхдержава. Мы выиграли Третью Мировую. Мы сильны духом и Верой в Господа нашего. У нас сильные мужчины и чистые женщины…